Но это не сильно смущало подполковника – он сразу не строил особенных иллюзий на успешный результат их поисков. Его гораздо больше настораживало то, что спустя неделю, после публикации объявления о смерти Дрягалова, никто не явился спросить Машеньку. Юные друзья его, наблюдающие за домом, так и не дождались сигнала от лакея, чтобы им следовать за каким-нибудь визитером. Паскаль предложил было повторить объявление. Но дедушка категорически запретил это делать. Если те, к кому это объявление адресовалось, увидят повтор, объяснил подполковник, они могут смекнуть, что их настоятельно вызывают открыться, и тогда замысел добраться до Руткина уже наверно сорвется.
Наконец, всевидящие дозорные доложили подполковнику нечто такое, отчего старый военный едва не растерялся. Мальчишки сказали, что им кажется, будто за домом кто-то следит. Они заметили, как за эти дни по улице несколько раз прошел один и тот же человек, причем, стараясь не показывать вида, он рассматривал дом Годаров. А в последние два дня на улице появился нищий, которого они здесь никогда прежде не видели. Он со всеми своими пожитками разложился на скамейке на противоположной стороне, чуть наискосок от дома, и все поглядывает в его сторону, особенно если мимо дома кто-нибудь проходит. Иногда ему подают, и кажется, будто он только за тем здесь и устроился.
Встревоженный такими известиями и не находя пока им объяснения, подполковник решил срочно собрать большой совет. Гвардейцам своим он дал теперь такое поручение: не ждать визитеров, а следить за всяким подозрительным, по их мнению, прохожим, особенно за этим бродягой с плетеным кузовом. Куда-то же он уходит в конце дня. Вот это и надо выяснить.
Сам же подполковник с Паскалем и Машенькой отправился в Пасси к Дрягалову. Надо было, наконец, и булонского затворника, как они прозвали Василия Никифоровича, ввести в курс дела и выслушать его мнение обо всем происходящем. Да и долг вежливости требовал навестить человека, который уже неделю с лишним не видит никого, кроме посыльных с обедами. В Пасси они поехали с невиданными предосторожностями. Главнокомандующий решил, что добираться всем следует поодиночке, разными путями, и в дороге каждому непременно сменить экипаж.
Дрягалов вначале обрадовался гостям, как, наверное, не радовался ничему с самого детства. «Я здесь сижу, будто в схиме!», – прокричал он Машеньке. Но увидев, как она невесела, и он притих. Подполковник Годар, не мешкая, приступил к делу.
– Что ж… нужно признать, усилия наши пока не принесли успеха, – сказал он. – Больше того, у меня такое чувство, словно не мы охотимся за неприятелем, а, напротив, неприятель внимательно следит за нами и наперед знает обо всех наших замыслах. Давайте рассуждать. На чем основывался план нашей кампании? – на газетном объявлении, которое должно было ввести врага в заблуждение и в итоге открыть его нам. Увы, этого не произошло.
– Он мог не прочитать, – предположил Паскаль.
– Если бы он был один, тогда, согласен, он мог бы и не заметить объявления. Но Руткин не один. С ним заодно действует целая банда сообщников. И это совершенно невозможно, чтобы никому из них оно не попалось на глаза. Тебе, мой друг, как журналисту, надо бы знать, что газета для преступников это такой же инструмент, как отмычка, как нож. Очень часто именно газета подсказывает им новое злодеяние: среди подателей объявлений они выискивают себе жертву. Уверяю, никто так внимательно не читает газет, как преступный мир.
– Безусловно, объявление они прочитали, – продолжал подполковник. – Но давайте спросим сами себя: почему же они действуют вопреки нашим предположениям? почему этот Руткин так никак и не дал о себе знать? Я вам наверно могу ответить – они знают, что мы от них ждем, поэтому и поступают наперекор нашим ожиданиям.
– Как же это так?! – удивленно воскликнул Дрягалов, когда Машенька ему перевела слова подполковника. – Как он мог проведать, бестия?
– Пока сказать не могу. Это мы сейчас и попробуем выяснить, – ответил старый Годар. – Но, вне всякого сомнения, ему известно, что вы живы и находитесь в Париже. Скажите, господин Дрягалов, кто именно знал о ваших планах?
Василий Никифорович стал перечислять по пальцам всех участников их заговора – он сам, Машенька, Паскаль, Мещерин, Самородов и Егорыч. Но с последних трех, как говорится, взятки гладки: двое скоро месяц как в солдатах и на войне, а добрый его сторож – в могиле: три седмицы минуло.
– Ах, да, – вспомнил что-то еще Дрягалов и виновато посмотрел на Машеньку. – Есть у меня в Москве один знакомец, ему я тоже сказывал.
– Кто этот человек? – насторожился старый Годар.
– Ну как объяснить, Мань, ему… не знаю… – Дрягалов с трудом подбирал слова. – Это тот из охранки… помнишь… главный их.
Теперь и Машенька растерялась. Она не представляла, как так с ходу рассказать Годарам об их связи с русскими жандармами? С чего начинать? – с того, как она поступила в дом к Василию Никифоровичу учительницей? и как он ее вытащил из охранки?
Впрочем, Годары поняли по их заминке, что разговор коснулся какого-то очень непростого для русских гостей вопроса.
– У господина Дрягалова есть один знакомый – крупный жандармский чин, – принялась объяснять Машенька. – Он возглавляет в Москве особое отделение политической полиции. И он когда-то оказал нам очень большую услугу… – сказала она, потупившись. – Ему тоже пришлось рассказать…
Подполковник задумался. Из деликатности он не стал уточнять у Дрягалова с Машенькой, какую именно услугу оказал им жандармский чин. Но он сообразил, что за это, вероятно, они в долгу перед ним.
– А как вы думаете, – спросил он, – этот жандарм знаком с Руткиным?
– Знакомы ли они лично, нам ничего не известно, – переводила Машенька слова Дрягалова. – Но вообще о самом Руткине и о его похождениях здесь, в Париже, он знает. Его об этом извещает ваша полиция.
– Что? Флики извещают русскую политическую полицию о каком-то парижском жулике?! – удивился подполковник. Он недоуменно переглянулся с Паскалем.
– Да это маловероятно, – подтвердил внук. – Я, во всяком случае, о таком никогда не слышал.
– Господин Дрягалов, – спросил подполковник, – а этот ваш знакомый – жандармский чин, – он вполне ли заинтересован в вашем благополучии? То есть он вам друг добрый? Или нет?
– Друг?.. – нахмурился Дрягалов. – Этот друг, пожалуй что, и зарежет вдруг. Он только за свое стоит накрепко. А все чужое для него пустое. Пока ему нужен кто-то, он вроде бы привечает тебя. А в ком нужды больше нет, так они для него уже и не люди – мошки!
– А вы ему нужны для чего-нибудь?
– Нет. На что я ему…
– В таком случае почти наверно можно утверждать, господин Дрягалов, что вы поделились планом спасения вашей дочки с самым коварным своим врагом, – грустно подытожил старый Годар. – Что же нам сетовать теперь на наши неудачи…
– Да как же это… – опешил Дрягалов. – Неужто они заодно с этим?..
Он обернулся к Машеньке, словно просил разъяснить ему верно ли он понял. Но та и сама, потрясенная новым, неожиданным поворотом их дела, лишь беспомощно смотрела на Василия Никифоровича.