Машенька так и не окрепла после случившегося с ней несчастья и чувствовала себя крайне скверно, но тем не менее она ни в коем случае не пожелала сидеть дома и ожидать, когда Руткин пожалует навестить ее – безутешную вдову, – как полагал Паскаль. Она решила не терять времени и самой его искать. Паскаль не только не стал Машеньку отговаривать – он страшно обрадовался такому ее намерению: его-то тем более привлекали приключения и опасности. Он прямо-таки загорелся сражаться со злодеями, хотя бы это были все парижские апаши. Для верной своей победы, а больше для собственной уверенности он попросил у дедушки его «смит-вессон». Старик Годар, вполне осведомленный о несчастьях, преследующих их русских гостей, нашел воинственные намерения Паскаля поведением, достойным внука заслуженного офицера. Он не только выдал ему револьвер, но и решительно заявил, что также мобилизуется и вообще принимает на себя главное командование. С его точки зрения, найти Руткина в Париже было делом почти безнадежным. Разве что повезет, и он случайно им попадется. Подполковник очень высоко оценил уловку Паскаля с объявлением о смерти Дрягалова и сказал, что, вернее всего, разбойник сам будет как-то искать связи с Машенькой, чтобы еще поживиться на ее счет. Но с другой стороны, сидеть, будто в осаде, ничего не зная о маневрах неприятеля, и рисковать быть застигнутыми врасплох, им не годится. Им нужно постараться нанести упреждающий удар.
По плану подполковника Годара им прежде всего необходимо было позаботиться о прочности собственного тыла, что в конечном счете и обеспечивает инициативу в действиях. Без сомнения, Машеньку будут искать. Но вряд ли Руткину имеет смысл приходить самому, после того, как он вполне открыл ей свою изуверскую сущность. Скорее всего, пожалует какой-нибудь разведчик из его шайки. Это и будет для их франкорусского согласия случаем раскрыть, где именно дислоцируется неприятель. Кто бы «вдову» господина Дрягалова ни спросил, а это может быть не обязательно клошар, а человек вполне респектабельный, но кто бы ни был, лакею следует отвечать, что да, мадам в Париже, но теперь ее нет дома. И когда визитер отправится восвояси, в действие вступит их авангард.
Старик Годар за годы жительства на улице Пиренеев свел знакомство со многими местными les enfants abandonne – бездомными детьми, но, разумеется, не подкидышами-младенцами, как, казалось бы, можно было перевести это по-русски, а с вполне солидными господами восьми – тринадцати лет. Он не раз водил этих гаврошей угощаться к булочнику, не раз выручал их из полиции или просто во время своих прогулок о чем-нибудь с ними беседовал, причем, увлеченные его рассказами, «абандонеры» так и шли за подполковником до самого Пер-Лашез, а потом обратно. Все прохожие оглядывались с удивлением на эту странную компанию.
Этим своим верным гвардейцам старый Годар и дал ответственейшее поручение – находиться где-то неподалеку от его дома и внимательно, но незаметно следить за калиткой. Если к калитке кто-нибудь подойдет и лакей подаст им условленный сигнал, то им нужно будет следовать за этим человеком, куда бы он затем ни отправился – хоть в Нёйи, хоть в Ванв, – все равно идти за ним до конца.
Так, оставив в тылу засаду, подполковник Годар повел главные свои силы – внука с женой и русскую гостью – искать диверсий в расположении неприятеля. Прежде всего он соответствующим образом экипировал отряд. Показаться в тех местах, куда лежал их путь, в своей обычной одежде им было совершенно невозможно. Сам подполковник надел вылинявшую плюшевую куртку, отчего стал похож на букиниста с набережной Сены. Паскаля нарядили в латаный серый костюм, одолженный у кого-то из слуг. С Клодеттой проблем не было вовсе: у себя в театре она выбрала из реквизита платье, какие носят девицы из провинциальных заведений. Этот костюм к ней так подходил, и она выглядела в нем настолько соблазнительно, что Паскаль, позабыв, зачем они затеяли весь этот маскарад, возгорелся удалиться с любимою женой в их комнаты. И Клодетте стоило немалых усилий унять своего безрассудного супруга. Сложности возникли с Машенькой. Дело в том, что ей непременно требовалось каким-то образом скрыть лицо, чтобы не быть случайно узнанной тем, на кого они выходили охотиться. Например, надеть шляпку с вуалью, как придумал вначале Паскаль. Но подполковник категорически возразил против такой идеи: в компании, в которой ей предстояло бродить по злачным местам Парижа, а особенно в самих этих местах, шляпка с вуалью была такой же нелепостью, как когда-то короткие штаны среди санкюлотов. Выход придумала Клодетта. Она устроила Машеньке такую замысловатую куафюру, что в результате ее лица почти не стало видно.
Для начала подполковник предложил прогуляться им за бульварами – по пивным, винным погребкам, дешевым кабачкам – одним словом, там, где полно всякого сброда. Можно, конечно, было поискать Руткина и под мостами, где ночевали самые отпетые бродяги. Но старый Годар рассудил, что вряд ли тот докатился до столь безотрадного существования, если он предъявляет своим данникам тысячные счета. Наверное, он обитает среди апашей, промышляющих чем-то позначительнее воровства булок.
Они разъезжали по предместьям несколько дней. Обычно подполковник велел кучеру остановиться где-нибудь в переулке за несколько кварталов до нужного им кабачка. И дальше они уже шли пешком, как будто и не думали никогда брать фиакр – откуда у них на это деньги?
В кабачке они садились куда-нибудь в сторонку, но так, чтобы хорошо просматривались все столики. Старик Годар вел себя в этих заведениях смело и даже вызывающе. По его мнению, здесь не следовало выглядеть беззащитными тихонями. Это могло кого-то побудить предъявить к ним какие-либо свои претензии. Поэтому подполковник, едва переступал порог, на все заведение кричал: «Garcon, biere!» [26] . Как будто он был главарь самой знаменитой парижской банды, а вокруг сидела такая мелочь, что ему вовсе не по чину было еще заботиться об их комфорте. И все равно совсем без стычек в таких местах обойтись не могло. Особенное внимание привлекала к себе Клодетта. Раза два или три Паскалю приходилось утихомиривать какого-нибудь не в меру горячего поклонника своей жены. Однажды даже, когда интерес каких-то посетителей к Клодетте превысил допустимый, подполковнику и его внуку пришлось доставать револьверы. Стрельбы, впрочем, не последовало, потому что один вид оружия подействовал на дерзостников умиротворяюще.
В этих заведениях старый Годар обычно завязывал с кем-то из завсегдатаев разговор. Это сделать было несложно, – стоило только предложить полупьяному полусонному субъекту, остановившему бессмысленный взгляд на ножке соседнего стола, стакан вина или кружку пива, мутные глаза его несколько оживали, и он мог в знак благодарности выложить все, что знал. В таких случаях подполковник начинал разговор издалека, с каких-нибудь пустяков. Но в конце концов подводил собеседника к вопросу о русских эмигрантах, которых, по его мнению, в Париже стало чрезвычайно много. В основном ни у кого на этот счет даже и мнения не имелось. У некоторых – немногих, – хотя и было какое-то представление о русских в Париже, вызвать интереса у Годара и его спутников оно не могло. Во всяком случае, о Руткине никаких, самых отдаленных, самых приблизительных сведений им услышать не удалось ни от кого.