– С ними все хорошо, – сказал он и пригласил меня к столу. – Мы не подаем блюда моего отца, – заверил он меня.
– Это радует, лорд, – сказал я.
При Альфреде к столу подавали безвкусное и жидкое варево из мясного бульона и овощей, Эдуард же по крайней мере знал, что мясо полезно.
За столом присутствовала его новая жена, округлившаяся, с довольно большим животом, и ее отец, олдермен Этельхельм, наиболее доверенный советник Эдуарда. Хотя сейчас священников было меньше, чем во времена Альфреда, их все равно насчитывалось не меньше дюжины, и среди них я увидел своего друга Уиллиболда.
– А мы боялись, что ты провоцируешь датчан, – весело поприветствовал меня Этельхельм.
– Кто? Я?
– У них тишина, – сказал он, – и лучше не будить их.
– А ты хотел бы разбудить их? – внимательно глядя на меня, спросил Эдуард.
– Отправить сотню твоих воинов в Сент – вот чего я хотел бы, лорд, – ответил я. – А потом я отправил бы еще сотни две или три в Мерсию и построил бы там бурги.
– В Сент? – удивился Этельхельм.
– В Сенте неспокойно, – сказал я.
– Они всегда доставляли кучу хлопот, – отмахнулся Этельхельм, – но они ненавидят датчан так же сильно, как мы.
– Сент должен защищать фирд, – сказал Эдуард.
– А бурги может строить лорд Этельред, – объявил Этельхельм. – Если датчане нападут, мы будем готовы встретить их, но все равно нет надобности провоцировать их. Отец Уиллиболд!
– Лорд? – Уиллиболд, сидевший за одним из нижних столов, привстал.
– У нас есть вести от наших миссионеров?
– Обязательно будут, лорд! – ответил Уиллиболд. – Я уверен, что будут.
– Миссионеры? – удивился я.
– Они у датчан, – пояснил Эдуард. – Мы их обращаем.
– Мы перекуем датские мечи на орала, – сказал Уиллиболд.
И сразу после того как было сделано это оптимистическое заявление, прибыл гонец. Заляпанный грязью священник приехал из Мерсии, в Уэссекс его отправил Верферт, епископ Виграсестера. В зале воцарилась тишина. Эдуард поднял руку, и арфист прекратил щипать струны своей арфы.
– Лорд. – Гонец опустился на колени перед подиумом, на котором стоял верхний стол, ярко освещенный свечами. – Великая новость, лорд король.
– Этельволд мертв? – спросил Эдуард.
– Господь велик! – произнес священник. – Эпоха чудес еще не закончилась!
– Чудес? – удивился я.
– Есть одна древняя гробница, лорд, – начал священник, глядя на Эдуарда, – в Мерсии, и в ней объявились ангелы, чтобы предсказывать будущее. Британия будет христианской! Ты будешь править от моря до моря! Там ангелы! Они несут пророчества с небес!
Со всех сторон посыпались вопросы, но Эдуард жестом велел всем замолчать и вместе с Этельхельмом принялся допрашивать гонца. Они выяснили, что епископ Верферт отправил доверенных священников к древней гробнице, и те подтвердили, что произошло сошествие с небес. Гонец не мог сдерживать ликование.
– Ангелы говорят, что датчане повернутся ко Христу, лорд, и ты будешь править королевством всех ангельциннов!
– Видишь? – Отец Коэнвульф, оказавшийся запертым в деннике в ту ночь, когда ушел молиться вместе с Этельволдом, не удержался от искушения устремить на меня торжествующий взгляд. – Видишь, лорд Утред! Эпоха чудес еще не закончилась!
– Хвала Господу! – произнес Эдуард.
Гусиные перья и портовые шлюхи. Хвала Господу!
Натанграфум стал местом паломничества. Сюда приходили сотни людей, и большинство уходило разочарованными, потому что ангелы являлись далеко не каждую ночь. Целыми неделями в гробнице не загорался свет и оттуда не доносилось странное пение, но вот ангелы снова появлялись, и по долине под курганом снова разносились молитвы людей, ищущих помощи.
В гробницу пускали не всех, их отбирал отец Катберт и вел внутрь мимо вооруженных людей, охранявших вход. Это были мои люди, и ими командовал Райпер, но знамя, развевавшееся на вершине кургана рядом со входом, принадлежало Этельфлед. На нем был изображен неуклюжий гусь, державший в одной перепончатой лапе крест, а в другой – меч. Этельфлед была убеждена, что святая Вербург защитит ее точно так же, как эта святая однажды защитила пшеничное поле, прогнав стаю голодных гусей. Предполагалось, что тогда случилось чудо, и из этого следовало, что я был творцом чудес, однако благоразумие мешало мне рассказать об этом Этельфлед. То, что знамя принадлежит Этельфлед, говорило о том, что она же отрядила охрану, и любой, кого впускали в гробницу, считал, что захоронение находится под протекцией Этельфлед. Это ни у кого не вызывало удивления, и вряд ли кто-нибудь поверил бы в то, что священное для христианских паломников место охраняет Утред-Нечестивец.
Пройдя мимо стражников, посетитель попадал в коридор, который по ночам был слабо освещен ситными свечками, и сразу видел две кучи черепов по обе стороны от входа. Катберт вместе с посетителями преклонял колена, молился вместе с ними, а потом приказывал снять оружие и кольчуги. «Никто не может идти туда, где присутствуют ангелы, в военном снаряжении», – строго говорил им Катберт, и когда они покорно выполняли его приказ, подавал им питье в серебряной чаше. – «Выпейте до дна», – требовал он.
Я даже не пробовал этот напиток, сваренный Луддой. Мне достаточно было воспоминаний о том пойле, что мне дала Эльфаделль.
– Он вызывает у них видения, лорд, – объяснил мне Лудда во время одного из моих редких наездов в Турканден.
Этельфлед приехала вместе со мной и настояла на том, чтобы понюхать питье.
– Видения? – спросила она.
– Ну, еще и один-два приступа тошноты, леди, – сказал Лудда, – но видения обязательно.
Хотя видения не были так уж необходимы. Люди выпивали напиток, и когда в их глазах появлялась пустота, Катберт позволял им проползти до конца длинного коридора. Там они в тусклом свете свечи видели каменные стены, каменный пол, каменный потолок и по обе стороны залы со сваленными в кучу костями, а впереди – ангелов. Три ангела – не два – стояли вплотную друг к другу, и их окружал ореол перьев на расправленных крыльях.
– Я выбрал троих, потому что три – это священное число, лорд, – сказал Катберт, – по ангелу на каждого члена Троицы.
Гусиные перья были наклеены на стену в форме больших вееров, и в полумраке их вполне можно было принять за крылья. На эту работу у Лудды ушел целый день, потом еще половина месяца на обучение девиц. Когда посетитель заходил в пещеру, они начинали тихо петь. Это Катберт научил их петь тихо и призрачно, чуть громче шепота и без слов, только издавать звуки, которые эхом отдавались от каменных стен.
Центральным ангелом была Мехраза. Темная кожа, черные волосы и гагатовые глаза делали ее таинственной, а Лудда усилил это впечатление, добавив в белые гусиные перья немного черных вороновых. Все три девицы были одеты в белые туники, а у Мехразы на шее висела золотая цепь. Мужчины таращились на ангелов с благоговейным восторгом, что неудивительно: ведь все три девицы были красавицами, к тому же франков природа наделила очень светлыми волосами и огромными голубыми глазами. В полумраке гробницы они действительно походили на видения, но обе, как мне рассказывал Лудда, постоянно хихикали в самые неподходящие моменты.