Алексей нашел булыжник и пристроил на него палку. Получился рычаг. Он надавил на него, налегши всем телом. Створка ворот еще немного приподнялась. Он попробовал протиснуться в образовавшуюся щель. Получилось с трудом, но дальше уже было проще. Он стал тянуть за цепь, приводя в действие таль. Щель стала шире.
Алексей выбрался наружу, подхватил Петрова под мышки, уложил перед створками ворот, через щель снова забрался на склад и втянул туда за руки раненого. Приопустил створки, оставив узкую щель, чтобы попадало немного света. Потом стащил с деревянных настилов пару матрасов, бросил на пол и перенес на них раненого. Петров застонал.
– Потерпи. Тут безопасно. Эх, врача бы сейчас – совсем было бы хорошо!
– Воды! – прошептал Петров.
– Сейчас попробую найти.
Алексей прошел в глубь склада – где-то здесь были солдатские котелки. Нащупав один, поспешил к ручному насосу. Качнув ручку несколько раз, наполнил котелок и заторопился к раненому. Приподняв голову, поднес котелок к губам:
– Пей.
Петров жадно приник к котелку, опустошил его наполовину.
– Ветров!
– Здесь я.
– Придется тебе самому в партизанский отряд идти. Я тебе пароль дам. Оставь мне воды и иди.
– Далеко?
– За день доберешься. Сам видишь, я не ходок.
– Тогда тебе и еды оставить надо. День туда, день назад, да еще и там могут на день-другой задержать – как ты без еды будешь? Раненому надо есть, чтобы силы восстановить. К тому же вечер скоро, идти лучше с утра.
– Как знаешь, я теперь обуза.
– Брось! Ты же в ногу ранен, не в живот. Вот тогда бы – да, хана!
– Слушай, не перебивай. Возьми карту.
Из-за отворота френча Алексей вытащил карту.
– Найди село Крюково. Это южнее от складов, километров двадцать.
– Карта-то на немецком, я ни в зуб ногой.
– Веди пальцем вниз, ищи Крюково.
– Ага, вот – нашел. По чудному как-то написано.
– Дорогу запоминай, карту я тебе не отдам. Найдешь в селе старосту.
– Так он же предатель, немцам служит!
– Это наш человек. Скажешь ему: «Привет от Петрова! Мы встречались в Смоленске». Он должен тебе ответить: «Как же, помню». А дальше он сориентируется. Или человека своего даст – приведешь его к складу, или сам найдет. У партизан есть нечего, да и с одеждой худо, пуще того – с обувью. А тут – целый склад добра.
– Оружия только нет и патронов.
– Оружие они сами у немцев добудут, да и на месте боев его хватает.
– Все?
– Остальное – потом. Фамилия старосты – Овчинников.
– Запомнил.
Алексей пошел в глубь склада. Вещевой склад был отделен от продовольственного переборкой. Он на ощупь нашел банки с консервами и принес их раненому.
– Сам есть сможешь?
– Смогу.
Петров ел медленно, накалывая на кончик ножа кусочки тушенки. Съев полбанки, откинулся на матрас.
– Все, не могу больше.
– Воды попей. По себе знаю – при ранениях, когда кровь теряешь, пить охота.
На ночь Алексей опустил створки ворот, закрыв склад наглухо, и с ощущением собственной безопасности они отлично выспались.
Утром раненый почувствовал себя немного лучше. Они поели, и Алексей набрал в два котелка воды: должно хватить, пока его не будет.
– Так я пошел?
– Иди. Все запомнил?
– Крюково, староста Овчинников. «Привет от Петрова, мы встречались в Смоленске».
– Верно. Иди свободно – ты же в немецкой форме. Не думаю, что в глубинке настоящих немцев встретишь. А если полицаи и попадутся, веди себя уверенно, даже нагло. Ты же хозяин на оккупированной земле!
– Понял.
Алексей приподнял талью створки, протиснулся, отряхнул от пыли френч. Снаружи гулял ветерок, было зябко. И пошел.
Шел он ходко, согрелся, даже вспотел. Прошел через село, провожаемый испуганными взглядами деревенских жителей. Одно плохо: немцы в одиночку и тем более пешком не ходили – он это твердо знал. Деревенские, конечно, не в курсе, но опытный взгляд несуразность заметит.
Так он и шел, не останавливаясь. На полпути, когда отшагал уже километров двенадцать, впереди показался мост через реку, и на нем полицай. Но Алексей, памятуя наставления Петрова, шел уверенно.
Полицай немца приметил, и, когда Алексей взошел на мост, вытянулся по стойке «смирно». За три метра до Алексея вскинул руку и прокричал:
– Хайль Гитлер!
– Хайль, – ответил Алексей.
Солдатской выправкой и призывным возрастом полицай был похож на дезертира.
Алексей не останавливался, только один раз напился из ручья.
Часам к трем дня, судя по солнцу, он подошел к селу. У первого же дома спросил старика:
– Крюково?
– Да, да, Крюково, господин немец.
– Где есть староста? – пытаясь коверкать слова на немецкий манер, спросил Алексей.
– Вперед, господин немец. На перекрестке направо – там дом с флагом.
Алексей кивнул. За углом в самом деле был большой и добротный бревенчатый дом, скорее всего – бывшая школа или правление колхоза. У входа висел немецкий флаг – красный, с белым кругом и крестом в центре его.
Стуча сапогами по крыльцу, Алексей вошел в дом. Дверь, ведущая в комнату слева, была открыта. За столом склонился над бумагами плюгавенький мужичонка.
– Бургомистр? – неожиданно для себя спросил Алексей.
– Староста, – поправил его мужичок. Он привстал из-за стола: – Староста Овчинников.
Алексей притворил за собой дверь.
– Привет от Петрова. Мы встречались в Смоленске.
Лицо мужика расплылось в улыбке:
– Как же, помню! Фу ты, я уж испугался было. Садитесь! Сам-то он что не пришел?
– Ранен в ногу. Доктора бы ему.
– Нет доктора, надо его самого везти сюда. В соседнем селе есть фельдшер, может – поможет. Сегодня переночуете у меня, я организую подводу. Завтра с моим человеком пойдете, он заберет раненого.
– Хорошо.
– Пойдем. Покушаем, отдохнете.
Дом старосты оказался по соседству. Алексей поел горяченького супчика с деревенским хлебом – давно он не ел домашнего, и попросил добавки.
– Как там Москва? Как дела на фронте?
– Не скрою, бои тяжелые, но немца держим. А Москву не сдадим, отстоим.
– Вот и славно. Я по делам, а ты можешь поспать, – Овчинников показал ему кровать в маленькой комнате.