Еще до революции тут развернул строительство нефтепромышленник Зубалов, отгрохав четыре кирпичных дома. Весь участок огородил стеной почти в два человеческих роста, да еще и башни по углам поставил.
А Сталин любил все крепкое, надежное и защищенное.
Интересно, что Иосиф Виссарионович, высматривая усадьбу под резиденцию, остановил свой выбор на самом маленьком из четырех зубаловских домов, стоявшем в глубине огороженного двора, но двухэтажном.
Поприветствовав охрану – те взяли под козырек, – Быков прошествовал на территорию «дальней дачи», как Сталин называл это имение.
Парк, сад, теннисный корт, оранжереи, конюшня – не хило…
Да и убранство самого дома явно отличалось от пролетарских стандартов: на стенах – старинные французские гобелены, в окнах нижних комнат – разноцветные витражи.
Резной буфет в столовой, старомодная люстра, часы на камине.
Не дурно, совсем не дурно.
В этой-то обстановке и провел свое детство Васька Сталин.
После самоубийства жены Сталин редко появлялся на «дальней даче», да и от детей как-то отдалился – Яша, Света и Вася жили в Зубалово под опекой начальника охраны Власика да экономки Каролины Тиль.
В школу Васька ездил на трамвае и излишне не выделялся, снобизмом уж точно не страдал.
Читал мало, зато пил неумеренно…
Ну, это мы исправили, – усмехнулся Быков своим мыслям.
Он с любопытством разглядывал жилище, в котором как бы прожил годы, ожидая хоть какого-то отклика, но в памяти ничего не аукнулось.
Обычно в книжках о «попаданцах-вселенцах» пишут про подсказки подсознания, а тут – глухо.
Интересно…
А вдруг личность, психоматрица или душа Сталина тоже переселилась?
Только не в прошлое, как он, а в будущее?
И очнулся Вася Сталин за штурвалом «Грача»… М-да.
Или тут другая причина?
Старый-то дом взорвали, когда немцы подошли к Москве.
Отстроили новый, выкрасили в маскировочный темно-зеленый цвет…
Из гостиной донеслись голоса и смех, и Быков решил заглянуть. Открыв дверь, он увидел Константина Симонова – во френче и галифе, заправленных в сапоги, по моде собранных гармошкой, с аккуратными усиками, делавшими его похожим на ловеласа из латиноамериканских сериалов.
Симонов сидел, развалясь, на диване и небрежно обнимал за плечи миловидную женщину.
Надо полагать, Валентину Серову, актрису.
Ее первый муж был прославленным летчиком-испытателем, воевавшим в Испании.
Года четыре тому назад Анатолий Серов разбился, и Валя сошлась с поэтом.
Светлана, та самая Алиллуева, что в будущем очернит своего отца, наговорив всяких гадостей, оживленно тараторила, адресуясь к еще одному частому гостю «дальней дачи», тоже из «творческой интеллигенции» – Никите Богословскому.
Это был темноволосый парень лет тридцати, приятной наружности, ну, может быть, излишне томный.
Никита не слишком внимательно слушал Светлану.
Он иронически улыбался, наигрывая на пианино.
Творческая интеллигенция.
Хозяйка и гости не сразу заметили Быкова.
Григорий вошел в гостиную, оправляя китель, и с прищуром оглядел присутствующих.
– Добрый вечер, – мягко сказал он.
Реакция была разной.
Светлана вздрогнула и поджала губы.
Валентина радостно улыбнулась.
– Добрый вечер, Вася! С фронта?
– Оттуда.
Никита развернулся к нему на стульчике, протягивая руку, а Симонов сказал снисходительно:
– Слух прошел, что ты немецкий самолет сбил?
– Девять самолетов, – сдержанно ответил Григорий, пожимая вялую ладошку Богословского.
Улыбка как-то нелепо расползлась по лицу поэта.
– Девять? – промямлил Константин Михайлович.
Серова просияла.
– Поздравляю, Василий! – воскликнула она. – Это надо отметить!
Быков отобрал у нее бутылку коньяка, и плеснул себе на донышко.
– За победу!
Светлана, напряженно следившая за братом, переводила взгляд с бутылки на этого «пьянчугу-пилотягу» и ничего не могла понять.
– После первой и второй перерывчик небольшой… – пропел Богословский, наклоняя бутылку, но Быков отодвинул свою рюмку.
– И это все? – комически изумился композитор.
– Хватит.
Поднявшись, Григорий поправил ремень и сказал небрежно:
– Пройдусь.
Поклонившись Валентине, он покинул гостиную и обследовал дом, чтобы не сплоховать в случае чего.
Обойдя все комнаты и дивясь странной планировке, «Колорад» вышел на улицу.
Похолодало, но суховатым зимним морозцем и не пахло, все сыростью тянуло, знобкой погребной влагой.
Расслышав шаги за спиной, Быков оглянулся.
Почему-то он ожидал, что выйдет Валентина, но нет, это была его «сестра».
– Зачем ты врал про сбитые самолеты? – нервно спросила она, обнимая себя за плечи.
Григорий внимательно посмотрел на нее и усмехнулся.
– Я сбил больше, чем назвал.
– Не верю! С чего бы вдруг мой капризный, несносный братик возмужал?
– Не знаю, – честно признался Быков. – Просто пятого марта…
– Что – пятого марта? – перебила его Светлана. – Благодать на тебя сошла?
– Нет, – улыбнулся Григорий. – Я стал другим человеком.
– Ах, другим… – издевательски протянула девушка. – Тогда конечно!
Быков покачал головой.
– Господи, сколько же в тебе негатива! – вздохнул он.
– Чего-чего?
– Бессильной злобы, ненависти…
– Да! – с силою сказала Светлана. – Ненавижу! Ненавижу нашу жизнь, наш дом…
– …Нашего отца, – подсказал Григорий.
– А за что мне его любить? – запальчиво парировала девушка. – За то, что маму довел до самоубийства?!
– Он любил ее, – сдержанно ответил Быков. – Эта истеричка сама…
– Не смей так говорить о маме! – взвизгнула «сестра».
– А как еще? Мы сироты по ее дури!
– Ты ничего не понимаешь!
– А тут и понимать нечего.
– Как у тебя все просто, по-армейски! А если ей не нравилась такая жизнь?
– Не нравится – измени ее.
– Женщине нужна любовь!
– Погляди вокруг, – Григорий обвел рукою Зубалово. – Это все дал тебе отец.