Пора.
Григорий вызвал по радио аэродром Ферботенвальд.
Полный достоинства густой баритон отозвался, интересуясь, кто это в гости напрашивается.
– Обер-лейтенант Штирлиц, – отчеканил Быков. – Испытательная группа Люфтваффе.
Все, больше вопросов не было.
Баритон мигом сменил тон, деловито интересуясь, чем они могут помочь.
Григорий ответил в том смысле, что неплохо бы заправить самолеты эскадрильи и приготовить тридцать две бомбы SC100. Летчикам-испытателям нужно отбомбиться на полигоне…
– Jawohl, staffelführer!
Вскорости показался главный ориентир – небольшой замок с высокой башней-донжоном.
Ферботенвальд находился аккурат между ним и Одером.
Быков плавно завернул, выходя на посадочную глиссаду – бетонная ВПП лежала перед ним, как торт на блюде.
«А я, значит, муха…» – мелькнуло у Григория.
Истребитель сел, качнулся, приседая на передние шасси, и покатился, пригашая скорость и выруливая на стоянку.
Быков выбрался первым, с удовольствием разминая ноги.
И воздух свежий…
От низких построек аэродромных служб уже поспешал полный немец в серой форме.
Вскинув руку в нацистском приветствии, он бодро отрапортовал:
– Хайль Гитлер! Начальник аэродрома Ферботенвальд, гауптман Клаус Клюге!
Небрежно, в манере Адольфа, сделав ручкой, Григорий передал Клюге нужные бумаги и отрекомендовался:
– Оберст-лейтенант Гельмут фон Штирлиц, испытательная группа Люфтваффе. У вас все готово, гауптман?
– Не извольте беспокоиться, – ответил Клюге в манере мелкого лавочника.
Со стороны складов уже рокотал «Опель-блиц», в его кузове были аккуратно расставлены ящики с бомбами.
Следом, надрывно воя мотором, поспешал наливник с прицепом-цистерной.
– Кофе не желаете? – прогнулся гауптман.
– Было бы неплохо, – кивнул «Гельмут». – Моих парней угостите?
– Всенепременно!
– Тогда мы поделимся печеньем.
Вразвалочку приблизившись к пилотам 4-й эскадрильи, с любопытством оглядывавшихся кругом (заграница!), Быков негромко сказал:
– Только «данке» и «гут».
– Йа, йа! – важно покивал Орехов.
Пожилой солдат с розовыми петлицами на форме приволок тележку с термосом и разлил кофе по картонным стаканчикам. Григорий угостил Клюге печенками из трофейной банки.
– Господин Клюге, – спокойно сказал он, отпивая горячий кофе, до которого не был охотник, – мы слетаем и отбомбимся, после чего вернемся сюда на дозаправку – в одиннадцать сорок пять. Подвесные баки мы оставим у вас.
– Яволь, штаффельфюрер!
Старый солдат налил стакан кофе и поднес Володе Орехову.
– Битте.
– Данке, – церемонно ответил ведомый.
Все, как в лучших домах Берлина…
Допив кофе, Быков кивнул Клаусу Клюге и коротко сказал:
– Абфарен! [12]
Заправщики уже отъезжали, сворачивая шланги.
Оружейники цепляли бомбы к держателям – Судоплатов, молодчина, и об этом побеспокоился, его умельцы присобачили немецкие «цеплялки».
И снова заревели, загудели моторы.
Самолеты без опознавательных знаков выруливали на гладкую бетонку и один за другим поднимались в небо.
Сделав круг над Ферботенвальдом, Быков покачал крыльями и направил «По-7» к Берлину.
Где-то внизу промелькнули столбы с проводами.
Небось, телефонные.
Ничего, наш человек уже второй час подряд прослушивает линию.
Попробует гауптман, на всякий случай, позвонить, куда надо, пассатижи мигом прервут разговор…
Эскадрилья пролетала над коренными немецкими землями и уже не вызывала ровно никаких опасений – русские просто не могли оказаться здесь, Восточный фронт далеко…
Скоро немцам придется усомниться в своей недосягаемости.
Григорий сосредоточился.
Он с пилотами долгими часами разыгрывал на столе сегодняшнюю операцию.
Но модельки – это одно, а действительность имеет одну паршивую особенность – вносить коррективы и требовать судорожных импровизаций…
Быков глянул на часы.
Все, время пошло.
Скоро график и вовсе ужесточится, каждая минута будет расписана.
Была расписана…
Поглядим теперь, как сработает эскадрилья.
Обойдя столицу Третьего Рейха с запада, «По-седьмые» устремились к пункту назначения, держась серой полосы автобана.
– Ахтунг.
– Йа, йа…
Заксенхаузен показался как-то сразу, хотя выстроили его широко, с размахом.
Громадный равнобедренный треугольник концлагеря был спланирован по всем канонам архитектуры – от вершины, где находилась мрачная башня «А», тянулись лужайки и скверики – место проживания администрации КЦ, а в большом особняке, прозванном узниками за свой камуфляжный цвет «зеленым чудовищем», отдыхали от трудов неправедных эсэсовцы.
Далее по расходящимся лучам стояли бараки, примыкая к «Плацу проверок» – половине обширного круга, выходившему широкой стороной к двухэтажному зданию комендатуры.
Этакий Версаль для изуверов и палачей.
– Штурм!
«Этажерка» распалась на двойки.
Пара Баклана улетела бомбить башню «А», где находился главный вход в концлагерь и откуда шел ток на колючую проволоку.
Рядом с башней, на зеленом лугу, стоял дом коменданта – на него тоже бомбы не жалко.
Пары Коробова и Гарама отправились рушить казармы СС, потом, сбросив тяжелые SC, они пройдутся по монументальным пулеметным вышкам, откуда простреливался весь лагерь.
Советские истребители стреляли экономными очередями, но мощь залпа давала себя знать – при попадании сносило крышу на башнях местных вертухаев и расколачивало пулеметы, парапеты и прочее хозяйство.
Уже несколько башен-вышек подряд исходили клубами пыли и дыма.
Осколочно-фугасные SC разнесли по досочке «зеленое чудовище».
Эсэсовцы разбегались черными жуками, но где спасаться от осколков на ровном, хорошо подстриженном лугу?
И раскаленный металл рвал и терзал упитанные тела, вынимая душонки вон.
Одна из бомб угодила в крематорий, прямо в резервуар с мазутом, и тот рванул, разлился кипящим огнем, нещадно коптя черным дымом.