Григорий рванул ручку вправо и от себя – «По» послушно сорвался с высоты в крутое пике. Орехов – следом за ним.
Скорость, и без того немалая, стала нарастать, Быков поймал в перекрестие прицела силуэт «мессера»…
Довернул – и вжал гашетку.
– Есть!
На скорости заходя в хвост ведущему верхней пары «Мессершмиттов», Григорий открыл огонь.
«Худой», прошитый очередью, опрокинулся на спину.
Не выпуская его из прицела, незаметно для себя «Колорад» тоже перевернулся вверх колесами и второй очередью докончил немца.
Вернувшись в нормальное положение, он краем глаза заметил непорядок.
За самолетом Котова вилась струя черного дыма.
Горит?
– «Кот»!
– Все в порядке, командир! Перепутал сектора мотора!
Видать, «Котик» переволновался и дал вперед сектор высотного корректора вместо газа.
Мотор, естественно, забарахлил, выбрасывая недогоревшую смесь.
Мало все-таки налетано ими на «По»…
– Экономить боеприпас! – велел Быков. – Уходим на форсаже!
Пилоты не стали спорить – путь предстоял долгий, и подойти к линии фронта пустыми, не имея ни снарядика, было чревато.
«По-седьмые», мимоходом надрав холку «худым», стали уходить.
«Мессеры», правда, пытались открывать огонь с дальней дистанции, но это было пустой тратой патронов, а подойти поближе, да еще с набором высоты они просто не могли.
Оторвались.
– Ранения? – осведомился Григорий. – Повреждения?
– Все целы вроде, – бодро откликнулся Коробов.
Эскадрилью вполне могли перехватить, но для этого надо было точно знать маршрут полета.
Русские самолеты видели, но сообщить о них – кому?
Впрочем, даже поляки, не страдающие дружелюбием к СССР, не спешили доложить о виденном.
Иные рапортовали, звонили и в гестапо, и к военным обращались, но на поверку выяснялось, что патриотически настроенные доброжелатели сообщали либо о немецких самолетах, которые они сдуру приняли за русские, либо им и вовсе помстилось. Стаю гусей увидали, к примеру.
Последний час лету вымотал Быкова, как никакой воздушный бой.
Постоянное ожидание атаки… Напряженное высматривание противника… Нетерпеливое ожидание – ну, где же, где же этот фронт?
Когда мы очутимся, наконец, над своей территорией?
И вот это произошло.
Под ровное гудение моторов «По-7» пересекли черту противостояния.
Первыми, кого пилоты 4-й эскадрильи увидели, были советские истребители, бросившиеся на них в атаку.
– Охренели, что ли? – орал Коробов, кидая самолет в вираж. – Свои мы!
– Тридцать второй гвардейский полк! – голосил Орехов. – Четвертая эскадрилья! Комэск – полковник Сталин!
Сквозь треск помех донеслись резкие голоса, но разобрать, что они говорят, Быков не смог.
Зато пара «Яков», вившихся рядом, недвусмысленно «пригласили» эскадрилью садиться.
– Сядем в «Малино-1»! – гаркнул Григорий.
– Сядете там, где вам прикажут! – было ему ответом, причем довольно ясным. – Летите к аэродрому Остафьево. И никаких штучек! Мы сопровождаем…
Быков глянул на «Як», летевший сбоку, и ему вдруг очень захотелось дать газу и оставить наглеца далеко позади.
Разумеется, он не стал делать резких движений, а сказал:
– Я – «Колорад»! Летим на Остафьево.
Яков, сидевший у Григория за спиной, вздохнул:
– Чуть от своих не огребли…
– Еще не вечер, – усмехнулся Быков, – успеем огрести.
Он оказался провидцем.
Уже пролетая над аэродромом, Григорий заметил с десяток черных «эмок». Наверняка по их душу.
Как только «По-седьмые» вырулили на стоянку и гул моторов утих, к самолетам приблизились люди в форме НКВД.
За их спинами ненавязчиво маячили автоматчики.
Быков вылез на крыло, спрыгнул на утоптанную землю и помог спуститься Якову.
– Прости, брат, – вздохнул тот.
Григорий отмахнулся.
– Перестань. Ни оркестра, ни цветов я не ждал.
Подошедший к нему офицер с погонами майора госбезопасности козырнул и представился:
– Майор Панин. Ваши документы, пожалуйста.
– Не узнал, майор? – прищурился Быков.
Лицо майора отвердело.
– Вы задержаны, товарищ Сталин, – строго сказал он. – Сдайте оружие и проходите в машину. Кто это с вами?
– Яков Джугашвили, – спокойно ответил «Колорад», расстегивая пояс с кобурой, в которой торчала «Астра-303».
– И он с нами.
Ни Григорий, ни Яков спорить не стали.
Подойдя к «эмке», Быков оглянулся.
«Пригласили» всех пилотов – те не сопротивлялись, спокойно рассаживались по авто, а Орехов даже весело оскалился – подбадривал «товарища командира».
В «эмке», кроме Быкова, находились водитель и охранник.
Григорий с удобством устроился на заднем сиденье.
Он не знал, куда его везут и что случится дальше, да это его и не волновало – громадное облегчение все равно присутствовало.
Все позади – и полет, и Заксенхаузен, и Ферботенвальд.
Он дома.
Да, возникли кой-какие неурядицы, но все это решаемо.
Главное все-таки произошло – оба сына вождя находятся на родине.
Небольшой кортеж доехал до московских окраин и долго плутал переулками, пока не заехал в ворота, распахнувшиеся в высокой ограде.
За оградой открывался обширный плац, с трех сторон замкнутый скучными домами в три этажа.
Здесь летчиков разделили – комэска увели в один подъезд, пилотов – в другой.
В темном коридоре отворилась дверь, Быкова втолкнули в большую светлую комнату и оставили одного.
Отчетливо щелкнул ключ в замке.
В комнате наличествовали топчан, застеленный сиротским одеялом, массивный стол с тумбами, пара стульев. В углу – умывальник.
Большое окно, выходившее на плац, было заделано стальными прутьями.
Может, и не тюрьма, но и на санаторий не похоже.
Строить планы побега и заниматься прочими дурацкими вещами Григорий не стал.
Свернув куртку на манер подушки, он залег, поворочался, перебирая в памяти события дня, и незаметно уснул.
Совесть его была чиста.
– Хватит спать! – разбудил его ворчливый голос. – Разоспался…