– И как же прошла беседа?
– Надеюсь, неплохо. Завтра мистер Норт собирается присутствовать на нашей репетиции. И уже изменил мне имя. – Николас мрачно усмехнулся: ничего подобного он не ожидал, да и вообще не представлял, что может случиться в следующую минуту. – Отныне меня зовут Ник Бинг.
– Замечательно. Звучит слегка по-британски и гармонирует с вашим акцентом. – Оба засмеялись.
– Надеюсь, наша работа президенту понравится, – нервно заметил Николас, садясь в фургон. Джо был примерно одного с ним возраста, определенно понимал сомнения и неуверенность и старался помочь.
– Не волнуйтесь. Уверен, что понравится, – попытался успокоить он.
– Мистер Нортон велел изменить имена липицианов, – продолжил Николас. – Заводчик меня за это убьет, но выбора, кажется, нет. Так ведь? – Он вопросительно взглянул на спутника, и тот сочувственно кивнул: бедняга оказался в совершенно новом, чужом мире. Большинство вновь нанятых артистов, кроме самых молодых, уже обладали цирковым опытом.
– Видите ли, в нашем деле все должно быть преувеличенно драматично и откровенно: больше, лучше, ярче или, наоборот, меньше и экзотичнее. Я предполагал, что мистер Джон захочет изменить имя Плуто. – С этими словами Джо включил мотор.
– Постараюсь что-нибудь придумать, – вздохнул Николас. Сообщать об изменении Алексу он не собирался, потому что знал: друг воспримет новшество как оскорбление. Алекс фон Хеммерле понятия не имел, что здесь, в совершенно ином мире, действуют совершенно иные законы, далекие от тех, к которым они привыкли с детства.
Джо повез подопечного домой, и по дороге они снова увидели группу девушек в ярких костюмах. Джо узнал воздушных гимнасток, а для Николаса они остались всего лишь хорошенькими незнакомками в коротких юбочках. Конечно, он обратил на них внимание, хотя мимолетное и абстрактное: ни одна не принадлежала к тому типу, который мог бы его привлечь. Он привык к женщинам своего мира, а эти девочки выглядели слишком юными, слишком иностранными и к тому же хихикали, как школьницы. А вот Джо так засмотрелся, что едва не сбил молодого человека, который прямо на дороге отрабатывал равновесие на ходулях. Да и вообще пешеходов здесь было очень много – самых разных, от карликов до великанов. Внимание Николаса привлекла удивительная пара: невероятно толстая женщина – по словам Джо, известная артистка – и сплошь покрытый татуировками мужчина неторопливо шли по тротуару и что-то очень серьезно обсуждали. Экзотический, безумный мир.
Возле своего трейлера Николас увидел Лукаса: сын весело беседовал с лилипутом и человеком в ярком клоунском гриме, одетом в короткие штаны, белые чулки, балетные туфли и берет. Когда отец подошел, мальчик радостно познакомил его с новыми друзьями:
– Папа, это Пьер. Он клоун. А это Томас. Он тоже клоун, но сегодня у него нет репетиции. – Складывалось впечатление, что Лукас обитает здесь давным-давно, уже вполне освоился и чувствует себя как дома. На самом же деле сын вряд ли знал, что означает слово «репетиция».
Николас поздоровался с молодым французом за руку, и тот широко улыбнулся. Они с Лукасом только что вели какой-то забавный диалог, и лилипут весело смеялся. Все трое выглядели чрезвычайно довольными. Странно было думать, что отныне все эти люди станут соседями, коллегами и друзьями, а мальчики вырастут среди уродцев, акробатов и клоунов. Едва приехав, Лукас начал просить показать ему леди с бородой. Джо особенно подчеркнул, что в цирке не бывает «уродцев», а есть только «номера», «артисты» и «исполнители».
– Они сказали, что я тоже смогу работать клоуном, – гордо заявил Лукас, – и ездить вместе с ними в маленькой машинке. А еще Томас обещал отвести меня к слонам. – Утром они уже видели, как дрессировщик вел куда-то свою группу, причем слонята преданно следовали за мамами.
– Очень интересно, – с усталой улыбкой согласился Николас. С самого утра приходилось пропускать через себя новые впечатления, а контракт до сих пор так и оставался неподписанным. Будущее зависело от успеха завтрашней репетиции и от настроения Джона Ринглинга Норта. – Утром у нас с Тобиасом важная репетиция в присутствии президента цирка. Он специально придет, чтобы на нас посмотреть. Кстати, а где Тобиас? – Старшего сына нигде не было видно.
– Он дома. – Лукас показал в сторону трейлера. В этот момент из соседнего жилища вышла девочка с золотыми кудряшками и голубыми глазами. В пышном розовом платьице она походила на куклу и выглядела ровесницей Лукаса. Посмотрела с нескрываемым любопытством, улыбнулась и храбро спросила:
– Ты говоришь по-английски?
Лукас кивнул. Назвать его язык английским было бы преувеличением, но это не помешало мальчику подружиться с лилипутом и клоуном. Француз знал несколько слов по-немецки, и это обстоятельство способствовало взаимопониманию. Сейчас оба попрощались и обещали вскоре навестить нового приятеля. Судя по всему, Лукас им понравился.
– Откуда ты? – с живым интересом спросила золотоволосая кукла.
– Из Германии, – ответил мальчик, и она с пониманием кивнула. В цирке работало немало немцев, и со многими она была хорошо знакома.
– А я из Чехии, но с двух лет живу здесь. Говорить умею по-чешски, по-английски и по-немецки, – обыденно сообщила новая знакомая и с легкостью перешла на родной язык Лукаса. Тот заметно обрадовался возможности общаться свободно, не подбирая нужные слова.
– Меня зовут Рози. Моя мама танцует на проволоке, иногда даже без сетки. Она сшила мне это платье, – похвасталась девочка по-немецки с забавным акцентом, но правильно и понятно. – А папа работает на трапеции и умеет делать тройное сальто. Иногда выступает на проволоке вместе с мамой. Ему не нравится, когда она отказывается от сетки, но тогда зрители аплодируют громче. А что делает твой папа? – Рози застенчиво взглянула на Николаса, и он улыбнулся в ответ. Очаровательная малышка росла в типичной цирковой семье, иной жизни не знала и причудливую обстановку воспринимала как вполне естественную. Лукасу же все казалось новым и потрясающе увлекательным, особенно после шести лет, проведенных в тихой баварской провинции.
– Мой папа ездит на лошадях, а брат ему помогает. Мы здесь первый день.
– Знаю. Мама не велела к вам ходить, пока не устроитесь. А сестра сказала, что твой брат красивый. Она видела его утром.
Лукас счел информацию заслуживающей внимания, а Николас подумал, что отныне сыновей ждет множество новых знакомств и новых отношений.
– Моему брату пятнадцать лет, а мне шесть, – объявил Лукас.
– И мне тоже шесть, – ответила Рози. Она улыбнулась, ничуть не стесняясь отсутствия двух верхних зубов. Лукас и Николас подумали, что эта милая особенность нисколько ее не портит, а даже наоборот – делает еще красивее. К розовому платью девочка надела розовые балетные туфельки. Другой обуви здесь не требовалось – разве только для поездки в школу.
Николас оставил детей продолжать беседу, а сам вошел в трейлер, чтобы напомнить старшему сыну о завтрашней важной репетиции и предупредить, что президент цирка собирается лично оценить их номер. Тобиас слушал радио; на лице его застыло выражение ужаса.