– Что-то случилось? – с тревогой спросил Николас. Мальчик выглядел так, словно только что увидел призрак.
– Два дня назад по всей Германии прошли погромы. Налетчики сожгли синагоги, магазины и жилые дома, а людей схватили и увезли. Говорят, что освобождают Германию от криминальных элементов, но кажется, что на самом деле страдают ни в чем не повинные евреи. В новостях сказали, что в Германии и Австрии в тюрьмы брошены тридцать тысяч мужчин и несколько тысяч женщин. Операция получила название «хрустальная ночь», а случилась она за день до того, как мы сошли на берег здесь, в Америке. Что было бы с нами, если бы мы не успели уехать, папа? – спросил Тобиас, с трудом двигая онемевшими губами. Судьба несчастных привела его в ужас. На корабле не было ни радио, ни газет. Николас что-то услышал краем уха, но подумал, что речь идет об очередном всплеске насилия после фашистского митинга. Он представить не мог, что преследование евреев приняло столь массовый характер и окончательно вышло из-под контроля. Не зря генерал фон Мессинг советовал уезжать как можно скорее. Он знал, что дальше будет еще страшнее, и спешил предупредить. «Хрустальная ночь» не была случайной расправой, а готовилась заранее.
– Хорошо, что не пришлось испытывать судьбу. Возможно, нас не тронули бы, но кто знает? Страна находится в удручающем состоянии, а Гитлер крайне опасен. – Николас благодарил небеса за избавление сыновей и отца. Останься они на родине, Пауля могли бы наказать за сочувствие, а его самого, да и Тобиаса с Лукасом тоже скорее всего арестовали бы и отправили в тюрьму или лагерь. Теперь же, после отъезда, никому из них опасность не грозила. Судя по всему, в Германии ненависть вызывали не только сами евреи, но и люди, связанные с ними узами брака или родства и даже просто общим бизнесом. Любой еврей или человек, который его скрывал, подвергался террору. «Хрустальная ночь» потрясла мир своей невиданной жестокостью.
Сейчас Николас особенно ясно понял, что, последовав совету отца и уехав в Америку, поступил правильно. Теперь же предстояло заслужить контракт и получить постоянную работу. До тех пор пока Норт не одобрит номер, уверенности в будущем нет и быть не может. Он постарался переключить внимание сына на завтрашнее выступление и тем самым отвлечь от страшных новостей из Германии. Подробно рассказал, какие именно трюки намерен продемонстрировать. Плуто предстояло показать все свои способности, а открывать и закрывать выступление должен был Тобиас верхом на лучшем из арабских скакунов. Сам же Николас собирался стоять в центре ринга во фраке и цилиндре и отдавать команды. Тобиасу тоже следовало надеть фрак.
Когда после бессонной ночи в непривычной обстановке отец и старший из сыновей отправились в конюшню, оба выглядели весьма элегантно. Лукас, разумеется, пошел с ними, чтобы помочь отвести лошадей на арену. Поскольку рук все равно не хватало, Николас пригласил двух рабочих. Трое взрослых и Тобиас взяли по две лошади: Николас вел липицианов, а рабочие и Тобиас держали под уздцы по два аравийца. Лукас гордо вышагивал рядом с братом и рассказывал о девочке, которой тот показался очень красивым.
– Неужели? – скептически отозвался Тобиас. В отличие от безудержно общительного Лукаса в первый день он еще не успел завести обширного круга знакомств просто потому, что был более сдержанным по натуре и не стеснялся лишь одной девушки: Марианны фон Хеммерле. Вечером он написал ей письмо и рассказал о корабле, о первых впечатлениях от цирка, о том, как скучает по ней, по дедушке, по Алексу, по дому. О том, как в Америке все странно устроено.
– Как зовут эту девочку? – уточнил Тобиас. Во фраке и цилиндре он выглядел чрезвычайно импозантно и старше своих лет. А Николас в окружении двух липицианов и вообще казался неотразимым. Все проходившие мимо женщины не могли отвести глаз, однако сам он от волнения не замечал ничего вокруг: предстоящее выступление перед важным господином определяло не только дальнейшую работу, но и жизнь.
– Имени я не знаю. – Лукас пожал плечами. – Мне о ней рассказала сестра. Сестру зовут Рози, ей шесть лет. Она приехала из Чехии, но по-немецки говорит очень хорошо, почти как мы. Готов поспорить, что сестра тоже. – По мнению Лукаса, знание языка следовало считать большим плюсом – он очень надеялся порадовать и развеселить брата. Но Тобиас тоже нервничал перед выступлением, а заметное напряжение отца лишь усиливало волнение.
В главном шатре рабочие помогли привязать лошадей. На арене заканчивал репетицию воздушный гимнаст; сначала Лукас подумал, что это и есть отец Рози, но потом услышал испанскую речь и понял, что ошибся. Впрочем, выступление от этого хуже не стало.
На арене появилась следующая группа: эти люди говорили по-польски. Девушка поднялась на проволоку и начала отрабатывать сложнейшие акробатические трюки, а мужчина в инвалидном кресле наблюдал, комментировал и давал указания. Николас увидел воздушное существо с лицом ангела и телом феи. Вот гимнастка легко подпрыгнула и уверенно, даже не покачнувшись, вернулась на туго натянутую проволоку. Он смотрел, словно зачарованный, а она даже не подняла глаз, сосредоточенно выполняя номер и прислушиваясь к командам человека в кресле. Легкая, воздушная, волшебница казалась почти ребенком, но в то же время обладала женственной грацией. Скорее всего, ей еще не исполнилось и двадцати. Николас переключил внимание на лошадей и тихо обратился к Плуто:
– Ты ведь понимаешь, что должен выступить очень хорошо, правда? Если пропустишь хотя бы одно движение или сделаешь неаккуратно, контракта мы не получим. Все зависит только от тебя. Сегодняшнее утро так же важно, как тот вечер на корабле, когда ты нашел силы встать на ноги. – Конь кивнул, показывая, что все понял, и Николас обратился к Нине с просьбой вспомнить все, чему учил Алекс, и продемонстрировать наилучшим образом. По торжественному случаю липицианы выглядели не менее элегантно, чем наездники: их украшали яркие сбруи и нарядные седла без стремян. Аравийцы уже начали нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, но когда Тобиас принялся на каждом по очереди объезжать арену, не проявили ни страха, ни растерянности. Да и сам мальчик выглядел спокойным и уверенным. Подобно отцу, внимательно наблюдал за девушкой на проволоке и человеком в инвалидном кресле, однако, едва начав разогревать лошадей, сразу о них забыл. Николас сел в седло и тоже несколько раз провел Плуто по периметру арены. Красавец липициан с готовностью реагировал на каждое движение руки, на каждое негромко сказанное слово; он соскучился по работе, ждал своего выхода и хотел порадовать хозяина.
Потом Николас немного разогрел Нину, а когда спешился, его сменил в седле Тобиас. На разминку ушло около часа, и к десяти все лошади были готовы к выступлению. Джон Ринглинг Норт появился ровно в назначенное время, подошел к Николасу и крепко пожал руку. Николас понятия не имел, что удостоился невероятной чести: прежде президент не приветствовал так ни одного артиста. После этого хозяин выбрал на трибуне самое выгодное место и растворился в полутьме.
Лукас поставил на граммофон пластинку с музыкой Моцарта. Представление началось с элегантного проезда Николаса верхом на Плуто. Движение становилось быстрее и быстрее, а закончилось эффектным трюком: белоснежный липициан поднялся на задние ноги и замер на бесконечно долгое мгновение. Никогда еще он не исполнял этот конный номер с таким изяществом. За левадой последовал курбет: каскад коротких легких прыжков. Николас снова пустил жеребца галопом, и в этот момент Тобиас вывел на арену Нину. Пара двигалась с неподражаемой синхронностью, идеально точно повторяя отточенные движения. Николас и Тобиас одновременно спешились и покинули арену, оставив лошадей стоять в центре. Настала минута высшего мастерства. Николас подавал команды, а липицианы с непогрешимой точностью исполняли каждое пожелание хозяина. Они не подвели. После получаса безупречного выступления Николас снова сел верхом; сначала повел коня в сложнейшем каприоле, заставив подбрасывать задние ноги, а потом внезапно перешел в крупаду: Плуто пролетел по воздуху, поджав все четыре ноги и словно утратив вес, после чего грациозно и в то же время уверенно приземлился.