– Убивать его я не буду, – мрачно заявил он.
– Можно поместить коня в перевязь, чтобы снять нагрузку с ног, – предложил врач. – Но содержать его так вечно вы все равно не сможете. Если посчастливится, связки срастутся. А если нет, то…
Идея вдохновила Николаса, и он спросил, знает ли ветеринар хорошее ранчо неподалеку. Тот назвал имя и телефон коннозаводчика из Санта-Розы. Всю ночь Николас провел рядом с Пегасом, а рано утром позвонил в Санта-Розу. Предыдущий день выдался самым страшным в его жизни. Пегги Тейлор, хозяйка ранчо, пообещала приехать днем и осмотреть липициана. Говорила она со знанием дела, даже рассказала, что год назад с помощью перевязи им удалось спасти лошадь и приспособление все еще хранилось на ранчо.
Цирк оставался в Сан-Франциско пять дней, так что Николасу хватило времени для принятия решения, прежде чем отправиться дальше. Он предупредил инспектора ринга, что Пегас выступать не сможет. Сам он выедет на одном из арабских скакунов, а Кристиана, как всегда, появится на Афине. Черный конь по контрасту составит прекрасную пару изящной белоснежной кобыле. Инспектор согласился, он не имел права заставить артиста вывести на арену хромого липициана.
Хозяйка ранчо приехала из Санта-Розы в два часа и после долгого разговора внимательно осмотрела Пегаса. Николасу она понравилась. Сказала, что у них работает отличный ветеринар, и он согласился перед выступлением отвезти коня на ранчо и оставить до полного выздоровления. Выехали в три, а в пять ветеринар уже осмотрел больного и поместил в перевязь, чтобы снять вес с ног. Ничего другого сделать было нельзя, во всяком случае пока. Кристиана отправилась вместе с Николасом: за мужа она волновалась еще больше, чем за Пегаса. Выглядел он опустошенным, истощенным и раздавленным. К тому же всю ночь не спал.
В Сан-Франциско вернулись в семь, как раз к началу представления. Времени на репетицию уже не оставалось, но, несмотря на усталость, Николас держался лучше, чем в предыдущий вечер, и не забывал смотреть вперед. Черный аравиец выступил великолепно. Публика едва ли заметила разницу, тем более что Афина сияла во всем блеске, прекрасно выполняла сложные упражнения, а Кристиана напоминала волшебную фею. Зал гремел овациями.
Следующие три дня подряд Николас ездил в Санта-Розу, чтобы проведать Пегаса, а Кристиана и Лукас преданно его сопровождали. Николас выглядел мрачным и всю дорогу молчал. Кристиана знала, что муж думает не о коне, а о сыне, однако, приехав на ранчо, он сразу переключился и сосредоточился на Пегасе. Никаких изменений не произошло. Ветеринар сказал, что ждать придется несколько недель, а то и месяцев, но успех вовсе не гарантирован. Не исключено, что результат может оказаться печальным. Губы Николаса сжались в тонкую горестную линию. Он принял решение оставить коня на ранчо и продолжить турне. После Орегона и Сиэтла планировал вернуться в Санта-Розу, а потом догнать цирк и продолжить работу.
Ночью Лукас забрался в постель к отцу. Прижавшись друг к другу, они долго плакали.
На следующий день, уезжая из Сан-Франциско, Николас выглядел жутко. По дороге на север он едва произнес пару слов. Две недели подряд дважды в день звонил в Санта-Розу. Пока улучшения не наблюдалось, и он решил оставить Пегаса еще на месяц. К этому времени цирк должен был вернуться на Средний Запад. Николас по-прежнему выступал на черном аравийце, но был готов по первому звонку Пегги сорваться с места и помчаться за Пегасом.
– Как он? – в очередной раз спросила Кристиана.
– Все так же, – последовал безнадежный ответ. Наступил уик-энд перед Днем труда, и цирк приехал в Неваду. На следующий день выступали в Лас-Вегасе, а потом Николас всю ночь играл в казино и напился допьяна, чего прежде с ним никогда не случалось. Он погрузился в безысходное отчаяние, то и дело срывался на Лукаса, что также совсем на него не походило. С Кристианой почти не разговаривал, а близости между ними не было с того самого дня, когда пришла страшная телеграмма. Он горько оплакивал сына, а болезнь Пегаса только усугубила его страдания. Кристиана боялась, что муж больше никогда не станет прежним. Сейчас рядом с ней оказался совсем другой человек, не тот, кого она любила или хотя бы знала. Своим горем она поделилась только с Галиной: Николас замкнулся в несчастье, а помочь она не в силах.
– Дай ему время прийти в себя. Он потерял двух детей и жену. Гибель Тобиаса – ужасный удар. Просто молись о том, чтобы Пегасу стало лучше, другого способа помочь не существует. – Кристиана понимала, что подруга права. Месяц спустя, когда цирк приехал в Иллинойс, позвонила Пегги Тейлор.
– Думаю, Ник, тебе лучше приехать. Он совсем перестал есть. Боюсь, устал здесь висеть и потерял надежду. – То же самое относилось и к самому Николасу, но позволить Пегасу умереть он не мог. Он взял двухнедельный отпуск, чего прежде никогда не делал, и договорился с шуринами, что те поведут дальше его трейлер и с помощью Лукаса будут ухаживать за лошадьми. Сам же пообещал вернуться при первой возможности.
Он арендовал фургон, чтобы два дня и две ночи мчаться из Иллинойса в Санта-Розу, а когда силы истощались, ночевать в машине, на обочине дороги. Кристиана, конечно, неизменно оставалась рядом. Приехав на ранчо и увидев Пегаса, она, как и Николас, сразу поняла, что все кончено. Конь уже в буквальном смысле висел, не опираясь на ноги, и выглядел полумертвым. Он утратил волю к жизни. Через каждые несколько дней ветеринар его опускал, чтобы проверить связки. Поврежденная нога выглядела сильнее, чем прежде, однако держаться самостоятельно Пегас не хотел. Доктор признался, что не знает, испытывает ли конь боль или просто хочет лечь и умереть. Чтобы не допустить конца, ветеринар продолжал держать его в перевязи, хотя после несчастного случая миновало уже шесть недель. Время, вполне достаточное для липициана, чтобы тот выздоровел, если бы стремился к жизни, хотя слишком короткое, чтобы отец оправился после потери сына. До сих пор Николас оставался в глубокой депрессии, а встреча с Пегасом лишь усугубила положение.
Он нежно погладил любимца, начал тихо с ним разговаривать, и конь сразу оживился: вскинул голову, приветственно заржал. Кристиану он тоже узнал. У обоих сердца разрывались при виде того ужасного состояния, в котором находилось еще недавно великолепное, полное сил животное. Сейчас Пегас выглядел старой, изможденной клячей, хотя ему было всего восемь лет – для липициана возраст цветущей молодости – а впереди, если бы он решил жить, оставалось еще добрых пятнадцать-шестнадцать лет. Но, судя по всему, жить ему больше не хотелось.
Пегги предложила остаться на ночь, усталые путники с радостью согласились и поблагодарили за маленькую гостевую комнату. Хозяйка ранчо не сказала прямо, но Николасу предстояло принять трудное решение. Он, как мог, избегал решающего момента, хотя сознавал, что продолжать мучения Пегаса было бы жестоко. С этими мыслями он пришел ночью в конюшню и остался там надолго. Через два часа Кристиана заволновалась и отправилась вслед за мужем. Потеря Пегаса не помогла бы Николасу справиться с потерей сына или хотя бы смириться с его гибелью, а лишь ухудшила бы ситуацию.
Кристиана обнаружила, что Николас сидит в стойле на полу и тихо, но настойчиво что-то говорит. Она остановилась неподалеку и услышала, что он убеждает своего любимца, напоминая о том, как четыре года назад, на пароходе, тот тяжело заболел и едва не умер.