— А где мы будем жить, если поженимся? — спросила она. — Мы еще этого не обсуждали. Ты не захочешь жить в “Золотой чаше”, да и сестрица Доун не одобрит. А в “Розмаунт” меня как-то не тянет. Правда, я там внутри не была. Ты меня ни разу не пригласил.
— Снимем что-нибудь тут по соседству. Можно снять недорого отличное жилье. Люди то и дело срываются с места и уезжают, не оставляя адреса. Но раз уж зашла об этом речь, есть еще одна проблема. В “Розмаунте” работает девушка, которая всех уверяет, что я — отец ее ребенка.
И снова Фелисити очутилась где-то в другом месте и в другом времени. “Я бы увез тебя, милая, но девчонка брюхата, как же мне бросить ее?” Чьи это слова? Она не помнит ни имени, ни лица. Ах, ну да, отец Эйнджел, вот кто это был. Он без конца пел ей народные песни.
Ты едешь на ярмарку в Стробери-фейр,
Где смех и песни со всех сторон,
Ты там передай от меня поклон
Той, что раньше была моей милой.
А потом в один прекрасный день они уходят к другой, и больше ты их никогда не увидишь. Хоть и зачатая в любви, пусть и односторонней, Эйнджел росла злая. Наверно, в этом и состоит беда Фелисити: ей так долго в жизни приходилось быть храброй, что было не до злости. Всю злость взяла себе Эйнджел.
— Фелисити, — зовет он, ее последнее пристанище, ее тихая гавань, этот мужчина-игрок. — Ты слышала, что я сказал?
— Да, — отвечает она с горечью.
— Ты не думай ничего такого. Она сумасшедшая. Я до нее пальцем не дотронулся. Но ей хочется, чтобы так было. Я ей сочувствовал, помогал. И работу эту ей нашел. Она нелегальная иммигрантка, но жить как-то надо. Один раз помог развесить выстиранное белье. И она вообразила, будто я — отец. Фелисити, она совсем не в моем вкусе: молодая толстуха с гнилыми зубами и не умеет говорить по-английски. Я люблю женщин, с которыми можно поболтать.
Это ее почти убедило. Во всяком случае, на губах у нее мелькнула улыбка.
— Я и говорю: ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — кивнула она.
— Она ходит и повсюду твердит: “Он — папа, он — папа”. Как ее заставишь замолчать? Больше ничего по-английски сказать не умеет. Отчасти это шутка, а отчасти она, похоже, думает так мне польстить. Но есть люди, которые понимают это буквально. И мне уже неудобно. Мария недовольна. И Чарли тоже. Она сестра одной из его жен. Ты знаешь, что у него их две? Он говорит, что это по законам его религии. На прошлой неделе он пригрозил меня избить. Поэтому мне и понадобился собственный автомобиль. И удача ко мне тоже поэтому пришла. Если у человека в чем-то настоящая нужда, Бог пошлет.
— Но ты мог купить не такую дорогую модель. И хватило бы еще на старый дом.
— Мне нужна приличная машина, раз я хочу возить в ней тебя.
— Меня совесть мучить не будет, — сказала Фелисити. — Это твой выбор.
Уильяма ее слова задели.
— Как я сегодня буду выигрывать, когда ты говоришь со мной таким тоном?
— Если дело касается Чарли, с ним можно будет договориться, так что не беспокойся попусту. Мало ли, может быть, она таким способом пытается получить гражданство.
— Об этом я не подумал. Тогда тут есть какой-то смысл.
— А вот что меня беспокоит, это где мы возьмем деньги на сегодняшний вечер, если у тебя нет карточек? Или мы пойдем к автоматам? Зачем тогда все эти разговоры про большую игру, раз все кончится четвертаками?
— Надо знать, когда прекратить игру, — ответил он. — И на четвертаках тоже можно выиграть, это как бы передышка от риска. А потом понемногу снова набирать темп.
— По-моему, лучше выйти за богатого, чем за бедного, — сказала она. — Прости, не обращай внимания.
У Фелисити в сумочке лежали American Express и MasterCard. Сколько она может взять? Она не имела понятия. А настоящий игрок, разумеется, знает такие вещи. Можно не заниматься постоянно сложением и вычитанием, если не хочешь, чтобы обнаружилось что-то неприятное; и не надо то и дело подбивать итоги, чтобы они не нагнали на тебя страху; но свой предел допустимых трат знает каждый. Прости меня, Бог Удачи. Бог, а не богиня, похожая на Музу, покровительницу искусств, изысканную и скучную, как настоящая леди. Сегодня быть настоящей леди — не сулит удачи. Здесь правит Бог Денег, твердый, сверкающий, несгибаемый. Что тобой накоплено, должно быть потрачено. Растрата духа в пустыне позора. Это может быть справедливо для не имеющих работы, для старушек с лиловыми кудельками, для “похоронной” смены в предутренние часы, когда продолжают играть только отчаявшиеся, когда всякая надежда на исходе. Но не для Фелисити. Уже поднимается гул голосов, новый автомобиль на высокой подставке начал вращаться, отражая лучи включенных прожекторов, музыка пульсирует все быстрее, и опять шумно и светло, и валят новые толпы посетителей, озабоченных не выживанием, а удовольствиями, и поднимаются со дна темные волны Эроса. Высшая точка прилива. Бриллиантовые зажимы мужских галстуков, качающиеся серьги, модные костюмы, декольтированные платья. Забегали официантки с коктейлями. Уильям встал, потянулся.
— Я могу тут получить деньги по карте? — спросила Фелисити.
— Я поклялся, что не попрошу у тебя денег, — сказал Уильям.
— Ты и не просил. Я сама предложила.
Пошли к главному кассиру, это оказалась румяная девица с оранжевыми кудряшками, как у Джой, и на вид чересчур молодая для такой ответственной должности. Фелисити положила перед ней карточку MasterCard.
— Вы можете выдать ей денег по карте? — спросил Уильям.
— Вообще не полагается, — ответила главная кассирша, — поскольку мы ее не знаем. Но это ваша приятельница, мистер Джонсон? И вы можете за нее поручиться?
— Да, — ответил он. — Конечно — да.
— Десять тысяч, пожалуйста, — сказала Фелисити.
Кассирша демонстративно вздернула брови. Она велела Фелисити позвонить в клиентскую службу MasterCard для подтверждения ее личности, там попросили назвать дату ее рождения и девичью фамилию матери. У них была записана Лоис, Лоис Вассерман, больше ничего Фелисити вспомнить не могла; а может быть, и не знала никогда девичьей фамилии Сильвии, никто ей не говорил. Теперь она повторила: “Вассерман”, и на мгновение в памяти снова всплыло давнее прошлое.
— Можно убежать, — сказала она недоумевающему Уильяму, — но все равно не спрячешься.
Выплата была разрешена. Кассирша аккуратно отсчитала ей деньги в присутствии двух свидетелей.
— Сегодня и мне повезет, — сказала Фелисити Уильяму. — Я знаю. Колесо описывает полный круг. Судьба отбирает, а потом отдает обратно. Надо только не отступаться.
Она накупила фишек: четыре оранжевые, десять малиновых, остальные черные. И половину отдала Уильяму.
— Будем соревноваться, — предложила она. — Ставлю тысячу, что выиграю больше тебя.
— Договорились, — со смехом согласился он, ушел и затесался в толпу.