– К счастью, пока вы моя жена, его возможности крайне ограничены.
Лежащие на коленях пальцы напряглись, бледная кожа сравнялась по цвету с мрамором.
– Я ведь на самом деле вам не жена.
Джеймсу не нужно было долго раздумывать о том, что она имеет в виду. Но он хотел, чтобы она сама это сказала. Сказала, что их брак – обман.
– Прошу прощения.
– Ваш отец… угрожает аннулировать брак, если я быстро вас не исправлю.
Он фыркнул.
– Я должен буду согласиться на это?
– Вы должны быть в рассудке и не под воздействием опиума, в противном случае я не сомневаюсь, что он лишит вас всех прав. Он просто заявит, что вы были не в себе, когда женились на мне.
– Тогда нам следует выходить в свет. Когда все увидят новую леди Пауэрз, их сомнения исчезнут. По крайней мере на какое-то время.
Маргарет вздрогнула.
– А вы не можете просто?… – Она заерзала в кресле, ее бледное лицо недовольно напряглось.
У него вырвался очередной смешок. Он сам удивился, насколько громкий.
– Что? Совокупиться с вами в темноте и исполнить свой долг?
Ее рот натянулся, но она кивнула.
– Именно. Да. И я понятия не имела, что это такое забавное предложение.
– Как благородно с вашей стороны, – сказал виконт, стараясь не обращать внимания на ноющее чувство, что она стала бы с ним спать, чтобы укрепить свое положение. Это не сильно отличалось от того, как поступают женщины его круга.
Почему Стенхоуп все время пытается думать о Мэгги лучше, чем она есть? Это приводило только к неминуемому чувству разочарования, хотя он уже давно считал, что пересек эту грань.
Мэгги засопела.
– Это не благородство, а необходимость. И прямо сейчас, самое необходимое – это…
Он наклонился вперед и протянул:
– Избавить вас от девственности?
Красивые руки Маргарет замерли на коленях. Казалось, она вся застыла.
– Это непременно ограничит возможности вашего отца манипулировать вашим положением.
Джеймс поднял бровь.
– Думаю, вы хотели сказать: нашим положением.
Наконец, она пошевелилась в кресле, ее праведное лицо выражало явное смущение.
– Да. Нашим положением.
Интересно, как долго Мэгги существовала одна? Без помощи и поддержки мужчин? Очевидно, она работала с мужчинами, но ее строгие плечи и чопорно сложенные руки явно свидетельствовали о том, что прошло уже много лет с тех пор, как она позволяла кому-то из них подойти близко. Возможно, она никогда не позволяла приблизиться к себе. Эта маленькая святая всю свою жизнь плыла по течению без всякой поддержки.
– Ваши родители умерли?
Мэгги моргнула, но выражение ее никак не изменилось.
– Я не хочу говорить о своих родителях больше, чем сказала этим утром, но чтобы ответить на ваш вопрос, да.
– Оба?
Между бровей пролегла небольшая складка.
– Оба.
Куски головоломки складывались в картину. Мэгги научилась быть независимой, делать так, чтобы другие зависели от нее. Спасать тех, кто нуждается в этом, чтобы доказать, что она сама в порядке, выше всех остальных. Может, она боялась свалиться со своего идеального высокого пьедестала и разбиться в дребезги, как это случилось с родителями у нее на глазах?
– Как давно?
Ее губы сжались, словно она собиралась сказать что-то едкое. Маргарет промолчала, и краткий приступ злобы исчез с ее лица.
– Могу я заметить, что мое прошлое вряд ли является причиной наших сегодняшних обстоятельств.
Пауэрз помедлил, удивляясь словам, готовым сорваться с его губ. Смеет ли он их произнести? Это так на него не похоже.
– Я понимаю, что вы не любите говорить о себе, но как еще мне узнать что-то о вас и о том, почему вы здесь? Если, разумеется, вы не предпочитаете оставаться совершенно посторонней. В таком случае я не собираюсь просто лечь с вами в постель, закрыть глаза и делать что положено.
Маргарет тихо заворчала, ее рот открылся от очевидного шока в ответ на его провокацию.
– Правда, Мэгги. Зачем вы здесь?
– В Лондоне?
Джеймс сухо улыбнулся.
– Не будьте дурочкой. Зачем вы здесь со мной?
Ее губы сложились в слабой улыбке, и она резко заявила:
– Ради денег.
Стенхоуп нахмурился. Движение было болезненным, но это была приятная боль. Синяки вдоль челюсти болели так, что он был в состоянии оставаться в настоящем и не думать о неприятных вещах.
– Должен признать, мне никогда не приходилось платить женщине, чтобы она составляла мне компанию в спальне.
– Вы мне не платили.
– Все хуже и хуже. – Он цыкнул. – Мой отец заплатил вам.
Она кивнула.
– Какое разочарование, – произнес Джеймс с издевательством в голосе. – Обычно мне хватало обаяния.
Кажется, это задело Мэгги, она замолчала, но в воздухе по-прежнему летали искры, и ее глаза задумчиво сверкали.
– Не думаю, что это обаяние приводит женщин в вашу постель.
Веселье, только что сотрясавшее тело виконта, превратилось в раздражение.
– А что же тогда?
Маргарет осторожно выдохнула, взгляд немного смягчился, но не от обычной женской слабости. Ее кобальтовые глаза светились от удивления и желания прикоснуться к запретному плоду.
– Вы опасны.
Виконт замолчал, в комнате стало необычно тихо, но потом ему захотелось испытать ее.
– Значит, опасность привлекает женщин?
Она склонила голову набок. Локон рыжих волос упал на щеку.
– Многих женщин.
В дверь тихо постучали, и Мэгги, расправив солдатские плечи, поспешила к ней. Она молча открыла дверь и вернулась с миской льда, которую попросила принести по возвращении.
– А вас привлекает опасность? – спросил виконт, когда она затворила дверь.
Пальцы сжали миску сильнее, и ирландка повернулась к нему. Ее слегка поджатые губы и легкий румянец, заметный на бледных щеках в свете камина, ответили на вопрос. Но этого ответа было недостаточно. Джеймс уперся руками в перину, пальцы скользили по шелковой поверхности, нежной, как ее кожа, и он попытался осмыслить ее признание.
– Значит, вы находите меня привлекательным.
Она заспешила вперед, ее движения были контролируемыми и сдержанными.
– Я нахожу вас достаточно привлекательным.
Это хрупкое чувство у него внутри покрылось ледяной коркой. Легкость, растопившая его и угрожавшая выманить из привычной уединенной пещеры, мгновенно испарилась от ее прямых, расчетливых слов. Знакомая немота воцарилась на своем месте.