Он не может забыть. Маргарет не любит его. Даже не тем невинным образом, которым любила София. Поцелуи Маргарет предназначены для того, чтобы укрепить ее положение и влияние в этом мире, а не в его сердце.
Виконт распрямил плечи и застыл. Он уставился вниз со всем холодом и высокомерием, на которые был способен, учитывая уязвимое положение, в каком только что находился.
– Я женился на тебе, Мэгги. Но думаю, будет лучше, если ты будешь помнить, кто я такой. Человек, которого ты не захочешь знать по-настоящему.
В глазах Мэгги светилось откровенное любопытство.
– Что изменилось? Что тебя так пугает?
Джеймс смотрел на нее мгновение, которое все тянулось и наполнялось предвестием разрушения. Его разрушения. Не разрушения его тела, но тех осколков, которые остались от его души. Поняв, что, отвечая на ее вопрос, позволяет мыслям, которые молчали многие годы, обрести голос, он отвел взгляд. Направившись к сонетке, он резко произнес:
– Я не боюсь ничего, и чем скорее ты это поймешь, тем счастливее будешь.
– Счастье, милорд? – спросила ирландка, раздавшийся сзади голос был таким сильным, что от его натиска едва не ломались стены. – И что же это?
Рука Стенхоупа замерла вокруг шнура, желудок сжался в узел. Этим утром они оба выразились достаточно ясно: любовь не приносит счастья. А если не любовь, тогда что на этом свете может?
Виконт заставил себя обернуться к Мэгги и произнести как можно беззаботнее:
– Счастье – это миф, дорогая.
Маргарет сжала руки в кулаки и на минуту прикрыла глаза. Она не потеряет контроль над ситуацией, не потеряет. Со всеми своими пациентами ей удавалось сохранить контроль, безучастно и хладнокровно. Но этот человек? Он пробудил что-то внутри ее, о существовании чего она и не подозревала.
И по этой причине сейчас ее разум пребывал в полном смятении. Осмелится ли она отпустить все, что ей известно? Осмелится ли на что-то большее между ними, чем просто отношения пациента и сиделки? Разве она уже не сделала это?
Она не может. Мэгги видела, к чему приводят необузданные страсти. Ее собственные родители встретили свой конец, когда позволили эмоциям управлять собой. А ее брат, Мэтью? Разве с ним не произошло то же самое? Если она поддастся бушующим внутри ее страстям, то, несомненно, потеряется и пропадет.
И поэтому с облегчением и нарастающей тревогой за свои чувства она не стала вмешиваться, когда Джеймс вызвал одного из лакеев отца и решительно потребовал приготовить экипаж.
Маргарет всегда руководствовалась рассудком и сейчас не могла позволить себе расслабиться. Потому что разум больше не руководил Пауэрзом. И это было очень опасно, потому что он вел себя именно так, как ведет себя опиумный наркоман: импульсивно.
И этот импульс приведет его прямехонько в лапы его обожаемой зависимости.
Джеймс туго затянул пояс халата на талии.
– Куда, черт побери, подевались мои башмаки?
Маргарет стояла посреди спальни и наблюдала за своим неуравновешенным дьяволом-супругом, а потом терпеливо произнесла слова, которые, как она полагала, никогда не слетят с ее губ.
– Милорд, вы ведете себя как безумец.
Виконт поднял бровь.
– Безумно блестяще.
Мэгги прикусила губу, ненавидя каждую секунду этой ситуации.
Он схватил ее за руку и, потащив за собой, направился к двери.
– Вы хотите уехать прямо сейчас? – запротестовала Маргарет.
– А вы можете предложить момент получше? – спросил Джеймс, не оборачиваясь.
Следуя за ним, она не могла справиться с тем, как приятно чувствовала себя ее маленькая ладонь в его большой руке. В данный момент он полагал, что контролирует все окружающее, включая собственный разум, и это было потрясающее зрелище.
Наверно, еще и потому, что на нем не было ничего, кроме халата.
И еще тот поцелуй. Такой мимолетный и обещающий, такой упоительный. Как она могла такое себе позволить?
Маргарет вела себя как полная дура. Один взгляд на него помог ей осознать, что она вела себя совершенно неразумно.
Даже в таком виде, действуя так опрометчиво, Пауэрз обладал некой первобытной силой. Но это была именно та сила, которую она видела в мужчинах, обычно заставлявших ее переходить на другую сторону улицы, чтобы ее не засосала бурлящая в них энергия, приводящая к гибели.
Они спустились по длинной парадной лестнице и уже почти стояли на пороге так называемой свободы, когда Мэгги поняла, что должна действовать, и действовать быстро.
Маргарет дернула его за руку.
Виконт обернулся, на его лице явно читалось раздражение от того, что его пытаются остановить, когда он уже принял решение.
Пока что их передвижения в направлении лежащего за дверями особняка города остались незамеченными слугами и самим графом, хотя Мэгги не думала, что это продлится долго.
И было еще кое-что более важное, чем этот сумасшедший побег. Пауэрз должен встретиться лицом к лицу со своим прошлым, но если он сбежит? Тогда он никогда не признает его, и она не желает быть к этому причастна. Она медленно высвободила руку.
– Я не могу.
Джеймс нахмурился.
– Ничего не понимаю.
– Мы не можем уйти, – тихо сказала она.
Его лоб нетерпеливо напрягся.
– Почему вам обязательно надо спорить?
Маргарет собралась с силами, понимая, что это будет самой сложной задачей, которую она может перед ним поставить.
– Он ваш отец, и он любит вас.
– Он самодовольный ублюдок, – сорвался Пауэрз.
– Может, и так, но он заслуживает большего.
Джеймс фыркнул, но его взгляд стал беспокойным. Он взглянул через холл на путь к свободе.
– Чего вы от меня хотите, Маргарет?
Она подошла к нему и взяла его руки в свои.
– Чтобы вы были сильным и дали ему шанс.
У Джеймса напряглось лицо.
– Он не заслуживает шанса.
– Каждый заслуживает шанс, – ответила она спокойно, потому что верила в это как ни во что другое. – И больше всего вы.
Может, ей показалось, но его черты смягчились.
– Вы все пытаетесь меня оправдать, – сказал он. – Но все, чего я хочу… – Он сглотнул, мышцы его горла задвигались.
– Да? – Было так важно, чтобы он наконец сказал, что побуждает его к таким безрассудным действиям.
Стенхоуп часто задышал.
– Я не могу пережить боль.
– Вы не должны переживать ее в одиночку.