— Кто-то выставляет его в роли…
Мэгс перебила его, но уже более мягко:
— Ни в какой роли его никто не выставляет. — Она тяжело вздохнула и снова села. — Похоже, наш Том — предводитель небольшой, но влиятельной банды. Там их примерно шестеро, включая Филипа Мартина и Коннора Экстелла.
— Да, это фигуры, — угрюмо сказал Рей, припоминая эти имена.
— Есть достоверная информация, что Том там главный. Ему принадлежит идея прогуливать занятия, а также подстерегать детей, возвращающихся из центра специального обучения…
Рей почувствовал, что его начинает тошнить.
— А все эти вещи у него под кроватью? — спросил он.
— Украдены по заказу, очевидно. Причем не Томом — по всем данным, сам он не любит марать руки.
Рей еще никогда в жизни не слышал такой горечи в голосе Мэгс.
— Что же нам делать теперь?
Когда на работе что-то шло не так, всегда были какие-то правила, на которые можно опереться. Протоколы, законы, руководства… И команда людей вокруг него. Сейчас Рей чувствовал себя брошенным на произвол судьбы.
— Мы разберемся с этим, — просто сказала Мэгс. — Извинимся перед людьми, которых Том обидел, вернем вещи, которые он украл, и, что самое главное, выясним, почему он это делает.
Рей молчал. Ему было невообразимо трудно заставить себя произнести это вслух, но после того, как эта мысль пришла в голову, держать ее в себе он не мог.
— Это я виноват? — спросил он. — Это из-за того, что меня не было с ним рядом в нужный момент?
Мэгс взяла его за руку.
— Не нужно, так ты доведешь себя до сумасшествия. Моей вины в этом не меньше, чем твоей, я же этого тоже не видела.
— Но мне следовало больше времени проводить дома!
Мэгс не стала его переубеждать.
— Прости меня, Мэгс. Так не будет все время, обещаю тебе. Мне нужно просто дослужиться до суперинтенданта, и…
— Но ведь тебе нравится работа ДИ.
— Да, но…
— Так зачем идти на повышение и оставлять ее?
Рей на мгновение опешил.
— Ну, ради всех нас. Чтобы мы могли позволить себе больший дом, чтобы тебе не нужно было возвращаться на работу.
— Но я хочу вернуться на работу! — раздраженно выпалила Мэгс, поворачиваясь к нему. — Дети весь день в школе, ты на работе… Я хочу какого-то занятия для себя. Планирование новой карьеры дает мне цель, которой у меня не было столько лет. — Она посмотрела на Рея, и выражение ее лица смягчилось. — Ох, какой же ты все-таки тупица!
— Прости меня, — снова повторил Рей.
Мэгс наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Не трогай Тома сегодня вечером. Завтра я поведу его в школу, и мы с ним поговорим. А пока что давай подумаем о нас с тобой.
Проснувшись, Рей увидел, что Мэгс осторожно ставит чашку с чаем у его кровати.
— Я подумала, что ты, наверное, захочешь встать пораньше, — сказала она. — Сегодня день вынесения приговора для Грей, верно?
— Да, но туда может пойти и Кейт. А я останусь дома и вместе с тобой поговорю с Томом.
— И пропустишь момент своей славы? Все нормально, правда. Иди. А мы с Томом побудем вдвоем, как это было, когда он был совсем маленьким. У меня такое ощущение, что ему нужны не наши разговоры: ему нужно, чтобы его выслушали.
Рей подумал о том, какая у него мудрая жена.
— Из тебя выйдет блестящий педагог, Мэгс. — Он взял ее за руку. — Я недостоин тебя.
Мэгс улыбнулась.
— Возможно, но, боюсь, тебе от меня все равно не отделаться.
Она сжала его руку и пошла вниз, оставив Рея наедине с чашкой чая. Он задумался над тем, сколько времени уже ставит работу выше интересов семьи, и вынужден был со стыдом признать, что просто не помнит, когда было по-другому. Он должен это изменить. Должен начать ставить на первое место Мэгс и детей. Как он мог быть настолько слепым в отношении ее потребностей и того факта, что она на самом деле хочет вернуться на работу? Разумеется, не он один временами находит свою жизнь несколько тусклой. Мэгс решала это вопрос, мечтая о новой карьере. А что делает в этом случае сам Рей? Он подумал о Кейт и почувствовал, что краснеет.
Приняв душ и одевшись, Рей спустился вниз и принялся искать свой пиджак.
— Он здесь! — крикнула Мэгс, выходя из гостиной с пиджаком в руках. Она взглянула на уголок пластикового пакета, торчавший из кармана. — Что это?
Рей вытащил его и показал ей.
— Это что-то, что может быть связано с делом Грей. А может быть, и не связано. Я пытаюсь выяснить, что это за логотип.
Мэгс взяла пакет и внимательно посмотрела на карточку.
— Это человек, разве не так? — без тени сомнения сразу сказала она. — Который кого-то обнимает.
У Рея отвисла челюсть. Он взглянул на карточку и тут же понял, что Мэгс имеет в виду. То, что ему казалось разорванной непропорциональной восьмеркой, на самом деле было головой и плечами, а руки обнимали фигурку поменьше, повторявшую очертаниями первую.
— Ну конечно же! — воскликнул он.
Он вспомнил дом на Грэнтем-стрит, с массой замков и плотными шторами на окнах, которые закрывали от посторонних взглядов происходящее внутри. Он подумал о Дженне Грей и постоянном страхе, читавшемся в ее глазах, и постепенно у него начала вырисовываться вся картина.
— Черт, я все неправильно понял, — сказал он.
— Что неправильно понял? — спросила Мэгс.
Но Рей уже ушел.
43
Вход в Бристольский Суд Короны спрятан на узенькой улочке, в полной мере соответствующей своему названию — Смолл-стрит.
— Я должен буду высадить тебя здесь, детка, — говорит мне водитель такси. Если он и узнал меня по фотографиям в газете, то виду не подает. — Сегодня перед судом что-то происходит, я не поведу машину через толпу.
Он останавливается на углу улицы, где из паба «Олл бар уан» после обеденной «заправки» выходит группка самодовольных молодых людей. Один из них похотливо косится на меня.
— Хочешь выпить, красотка?
Я отвожу глаза в сторону.
— Фригидная корова, — бормочет он, и его друзья дружно ржут.
Я набираю побольше воздуха в легкие и стараюсь совладать с паникой, когда оглядываюсь по сторонам и ищу глазами Иена. А вдруг он здесь? И как раз в этот момент следит за мной?!
Высокие здания по обе стороны Смолл-стрит стоят плотно друг к другу, образуя затененный проход с гулким эхом, от которого меня бросает в дрожь. Не успеваю я пройти и нескольких шагов, как понимаю, что имел в виду таксист. Проезжая часть перекрыта дорожным ограждением, за которым сгруппировались примерно три десятка протестующих. У некоторых на плечах плакаты, а на ограждении растянуто громадное полотно. На нем красной краской жирно написано «УБИЙЦА!», и с каждой буквы до самого низа капают нарисованные капли крови. Сбоку от группы стоит пара полицейских во флуоресцентных жилетах, которые, судя по их внешнему виду, совершенно не обеспокоены монотонным скандированием, которое я слышу с другого конца Смолл-стрит: