Молодой человек грубо поднял ее голову за подбородок.
— За свою дерзость ты будешь наказана. В течение месяца вместо школы станешь посещать клиентов бывшего борделя. — Затем он характерно посмотрел на Аделину: — Хочешь возразить?
Суворова поджала губы и молча отвела глаза. А Катя потрясенно ударила его по руке, держащей девочку за подбородок.
— Ты сбрендил? Этого никогда не будет!
Повисло молчание, Лайонел в упор смотрел на Киру, словно ждал чего-то. Девочка обернулась и сквозь пелену слез взглянула на свою создательницу. Столько боли было в этом взгляде, что у Кати легонько сжалось сердце.
— Прости, — тихо сказала Кира Лайонелу, — я все поняла.
Он приказал:
— Убирайся. Минутная слабость лицедеев часто оборачивается многолетним заблуждением добродетели.
Девочка, вцепившись в подол своего платья и низко склонив голову, пошла прочь. Йоро гневно толкнул Лайонела, проходя мимо:
— Какая же ты скотина! Можно было и по-другому ей объяснить, не делая больно!
Молодой человек холодно улыбнулся.
— Несомненно, все, кому не лень объяснять дважды, непременно будут следовать той же методике — но в щадящем режиме.
Катя видела — мальчик хотел еще что-то сказать, но передумал и, махнув рукой, побежал за Кирой.
Девушка глядела ему вслед, не в силах смотреть в глаза ледяной преисподней. Понимала, что Лайонел вступился за нее, но то, с какой бескомпромиссной жестокостью он расправлялся с теми, кто ему не угодил, всякий раз потрясало.
Он взял ее руку и с иронией поинтересовался:
— Даже не отчитаешь меня?
От его лучезарной улыбки у нее болезненно перехватило дыхание, и все, что Катя смогла, это умоляюще попросить:
— Будь с ней помягче, она души в тебе не чает.
Тот ничего на это не ответил. Девушка подарила ему вымученную улыбку и сказала:
— Пойду погуляю. — И предупреждая его вопрос, добавила: — Хочу побыть одна.
Хуже не было, чем когда она улыбалась ему через силу. Укоры задевали меньше, чем молчаливое осуждение, Лайонел заметил брата, присевшего на скамейку возле скульптуры ребенка, склонившегося над разбитым коленом, и хотел направиться к ним, но слова Аделины остановили:
— А я до последнего не верила слухам, сплетням и газетам. — Она глядела в то направление, куда ушла Катя, и на лице с яркими крупными чертами возникло выражение разочарования.
— Любая газетная ложь — это правда, к которой никто не готов, — изрек молодой человек.
Женщина беззлобно фыркнула.
— Не она первая, не она последняя. Пока жива Тьеполо, этой девочке суждено быть на вторых ролях.
Лайонел покачал головой.
— Ошибаешься. Она навсегда номер один, не потому, что первая или единственная, а потому, что неповторимая.
Удостоверившись, что собеседница достаточно оскорблена, молодой человек распрощался и подошел к брату.
Тот приветствовал его угрюмым кивком. С того дня, как они встретились в спальне его черноволосой девицы, они не разговаривали.
— Метку нашел? — сразу перешел к делу Лайонел.
— Не искал, — последовал спокойный ответ. — Если тебе нужно, займись этим сам.
— Быстро сдаешься. Впрочем, тебе не впервой отходить в сторону!
Вильям поднял на него глаза. Лайонел пытался найти в них привычный упрек или обиду, но в их изумрудных недрах ничего подобного не было. Брат смотрел на него как-то иначе, и смотрел так уже не первый день. В нем произошла какая-то фатальная перемена. И она беспокоила Лайонела. Сперва он думал — то лишь временная грусть об утраченных отношениях. Полагал — Вильям тянется к нему по привычке, как обиженный ребенок хочет что-то доказать… Так и было, только теперь молодой человек засомневался, что это все. Крылось в зеленых глазах брата нечто особенное и предназначалось только ему, заставляя нервничать.
— Ты не хочешь искать метку из какого-то своего принципа? — осведомился Лайонел.
Вильям ухмыльнулся.
— А может, все объясняется куда проще? И я всего лишь хочу, чтобы ты поискал ее сам?
Лайонел смерил брата оценивающим взглядом.
— Какую бы игру ты ни затеял со мной, — он указал на скульптуру плачущего мальчика, — после слов «Game over» экран гаснет и второй жизни не дается. Помни.
Брат неотрывно смотрел на него, пожирая глазами.
— Я помню, как дорого стоит твое внимание.
— Не так давно мое внимание не стоило тебе ничего. Но бесплатно оно тебя не интересовало. — Лайонел усмехнулся. — Высокие расценки всегда вызывают уважение и живой интерес.
Он развернулся и зашагал по аллее, оглядывая сад в поисках своей рыжеволосой пассии, но не нашел — девушки не было в саду. Взгляд наткнулся на Георгия — тот стоял возле бассейна с пустым бокалом, но уже через пару мгновений оказался родом и негромко произнес:
— Я вот все думаю — когда твой здравый смысл сломает гордыню и ты все-таки спросишь у меня то, что тебе так хочется знать?..
— А знаешь, о чем думаю я?
Георгий вздохнул.
— Тебе прекрасно известно, что нет. Ты закрыл большую часть своего сознания от меня.
Молодой человек жестом подозвал официанта, взял с подноса бокал крови.
— Ну, так я тебе скажу, о чем — как долго ты еще будешь наивно надеяться на мое прощение?
— А на сколько хватит твоей обиды?
— Я не обижен, — спокойно возразил Лайонел. — Я разочарован. Время стирает обиды, разочарование же, неотделимое от опыта, остается.
Георгий опустил голову, пробормотав:
— Мне казалось, сражаясь за тебя против старейшин, я доказал свою преданность.
— Нельзя совершить предательство, а потом доказать свою преданность. В задаче, ответ которой должен равняться «Дружбе», преданность не переменная величина — только постоянная.
Видя, что гости посматривают на них с любопытством, Лайонел двинулся по аллее в сторону дворца, жестом приглашая Георгия следовать за ним.
Когда они миновали белокаменные ворота со стражей, молодой человек резюмировал:
— Я буду тебе весьма признателен, если перестанешь питать иллюзии касательно наших дальнейших взаимоотношений.
Они прошли мимо стойки с красивой темноволосой девушкой, и Георгий сказал:
— Не верю, что тебе настолько безразлична наша дружба.
Лайонел засмеялся.
— Наша дружба осталась на том шоссе, где ты предал меня ради того, чтобы покувыркаться в постели с моей женщиной.
Они молча прошли по белокаменному коридору, поднялись на второй этаж и вошли в круглый зал, где проходили собрания. Георгий хотел сказать что-то еще, но Лайонел ему не позволил, заявив: