— Мне не нужны оправдания, они ничего уже между нами не изменят. В данный момент мой интерес к тебе обусловлен твоими способностями к чтению мыслей.
Георгий покачал головой.
— Да, конечно. Тебя интересует Фарнезе, не так ли? — Он помолчал. — Должен разочаровать, информация, которая тебе нужна, закрыта. На этой части его сознания стоит сильнейший блок. Я поговорил с несколькими вампирами, занимающимися снятием блоков, но они отказались работать. Догадываешься, почему?
Лайонел кивнул.
— Боятся связываться с тем, кто его поставил. Тут все понятно. — Он прошелся по залу, подошел к трибуне и облокотился на нее, задумчиво глядя на бывшего друга.
— Хочешь еще что-то знать? — нарушил гнетущую тишину Георгий.
Лайонел долго молчал, но в конце концов задал мучавший его вопрос:
— Он думает о ней? — И с ходу получил ответ:
— Да. Постоянно. — Георгий криво улыбнулся. — Позволю себе не вдаваться в подробности, что он делает с ней в своих фантазиях.
Лайонел не заметил, как сжал край трибуны, услышал лишь, когда дерево треснуло под его пальцами и посыпалось на пол. Молодой человек поморщился. Уходя из сада, он так нигде и не увидел Катю. Ее не было среди других гостей, как и Фарнезе.
— Я найду того, кто снимет блок, — процедил сквозь зубы Лайонел.
— Не сомневаюсь, — качнул головой Георгий.
По пустынным улицам и по набережной Мойки расстелился туман, воздух был теплым и влажным. Из белого марева тускло-желтыми глазами смотрели фонари. Вдоль нечетких очертаний решетки деревья с потускневшей листвой стояли в безветрии недвижимые, окутанные ожерельем капель.
В мертвой тиши ночного города звучал Десятый вальс Шопена — волшебно-призрачный, переливистый, похожий на печальную игру капели.
Катя медленно шла в сторону Поцелуева моста, ведя ладонью по литым перилам ограды.
Шлейф бордового платья тянулся за девушкой; кожи на груди, руки, точно мягким языком, касался плотный влажный туман. Глаза все еще немного жгло от непролитых слез.
Около часа она просидела на дереве, напротив темных окон родительской квартиры, откуда не доносилось ни звука. Мать с отцом давно спали, но Катя все равно бессмысленно ждала, надеясь, что в кухне или ее комнате включится свет. Казалось, она много лет не видела родителей. А на самом деле не прошло и месяца. Казалось, что она невыносимо устала, но в ногах не ощущалось тяжести, напротив, они несли ее легко-легко, как пушинку.
Бывали дни, когда хотелось кричать от одиночества. Рядом постоянно кто-то находился, но она чувствовала себя так, словно была совсем одна во всей Вселенной. А жаловаться не смела. Иногда в глазах старых вампиров она видела обреченную усталость. Но они, улыбаясь, подносили к губам бокалы с кровью — и продолжали жить. В такие моменты становилось по-настоящему страшно. Ее жизнь, как игрушечного волчка, завели, и та закрутилась-закрутилась… И к осознанию, что волчок не остановится, девушка была не готова.
На мосту она взяла в ладони хромированный замок в виде сердца, висящий на перилах узорной решетки.
Хуже всего было иной раз видеть лицо Лайонела, отстраненное, лишенное всяких чувств и эмоций. Ледяная бездна одиночества в его глазах была страшна.
Катя крепче сжала замок, ощущая пальцами его гладкость и твердость. Она боялась показать, как несчастна, боялась, что если холодная бесконечность в голубых глазах станет еще чуть длиннее, это просто сведет ее с ума.
Лишь с Йоро — теплым, таким живым и неунывающим — ей удавалось облачить свои тревоги в слова. Он выслушивал, гладил по руке и обязательно смешил. Тогда страхи отступали и вновь становилось как будто хорошо. Пока не наступал новый день икс, вырывающий из груди вздох немой тоски.
Девушка выпустила из рук блестящее сердце и облокотилась на перила. Краем глаза она заметила слева от себя какое-то движение и повернулась.
Рядом стоял призрак мальчика лет тринадцати, одетого в башмаки с пряжками, бриджи и камзол, на боку у него висел меч. Золотистые волосы, вьющиеся на концах, спускались на воротник, обрамляя ангельски прекрасное лицо.
Катя отпрянула. На нее устремились прозрачно-голубые глаза.
— Ты видишь меня? — выдохнула она.
Призрак улыбнулся, протянул руку и указал на замок.
— «С тобою рядом и вечности мало», — глумливо прочитал он. — Вечность так безнадежно прекрасна, не правда ли?
— Кто ты? — потрясенно спросила Катя.
Мальчик отвесил ей поклон и со смешком произнес:
— Зови меня милым, зови красивым, нежным, называй меня любимым.
Катя зажмурилась, затем осторожно открыла глаза, но златокудрый никуда не исчез. А все так же стоял перед ней, насмешливый, совсем юный и прекрасный.
— Разве такое может быть?
Призрак вынул из ножен меч, прочертил перед собой линию, та засияла золотом. Тогда мальчишка шагнул за нее и обрел плоть. Острие его мечта коснулось подбородка девушки, она почувствовала холод стали.
— Кто ты и что тебе нужно? — с трудом вымолвила Катя, отталкивая от себя лезвие меча.
— Кто я? — Он звонко засмеялся, и только тут девушка поняла, что музыка после пересечения призраком золотистой черты стихла. Он перешел из одного мира в другой и выключил ее связь с Лайонелом. Мальчишка отсмеялся, а посерьезнев, прошептал: — А я пришел у тебя спросить, кто же я такой? Расскажешь?
Девушка отступила.
— Мне нужно идти! — Она быстро зашагала по мосту, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.
Златокудрый догнал ее, пошел рядом.
— Кто же я, — неторопливо начал он, — я вампир, это мой город и ты… ты любишь меня. Верно?
Катя замедлила шаг, пока совсем не остановилась, мысленно твердя себе: «Это не Лайонел, этого просто не может быть! Не может!»
— Ты — не он!
Они в упор уставились друг на друга. Она первой отвела взгляд. Он снова засмеялся.
— А в сущности, как много ты знаешь о нем?
— Достаточно, — отрезала девушка.
— Достаточно для чего? Чтобы не испугаться и не убежать?
Катя упрямо отвернулась, не желая отвечать. Ей хотелось разозлиться, ощутить огненный шар, прокручивающийся в животе. Однако тот, как нарочно, не торопился.
Молчание затянулось, мальчишка смотрел на нее ледяными глазами Лайонела, и она не выдержала:
— И что же я должна узнать, по-твоему?
— Все. — Златокудрый вынул из ножен меч и метнул его в воду. Оружие вошло в реку по рукоять, и гладкая поверхность осветилась золотом. В ней закишели силуэты, поднимающиеся со дна. А потом, точно на сотне экранов зажглись картинки — на каждой из них был Лайонел.