Я объяснил, что, как и почему. Но полковник все так же сурово продолжил:
— В общем, награды не жди. Готовься в дорогу!..
Разрешив, наконец, сесть, Иван Данилович объяснил: мне надлежит оперативно сформировать из надежных ребят десантную группу — два радиста и несколько опытных разведчиков, всего человек десять-двенадцать. Цель — на месте „обрасти людьми“ и таким образом составить отряд особого назначения. Район действия — Братислава и её окрестности. Функции — разведывательно-диверсионные.
— Отдыха, как видишь, не будет. С семьей повидаться не успеешь, — заключил полковник Сидоров. — На всю подготовку кругом-бегом два месяца. За это время надо составить отчет о проделанной работе в Польше, разработать новую легенду и изучить задание. Ну, и все, как обычно. Пока же единственное, что у тебя есть, — это имя. Оно остается прежнее — Зорич, поскольку и по-словацки звучит вполне приемлемо».
Интересная деталь, именно в гарнизоне города Рава-Русская, в мотострелковом полку, автору этих строк приходилось стажироваться в период учебы в Высшей школе КГБ при СМ СССР в 1966 году у старого фронтовика и опытного оперативника майора Д. Н. Червоткина. Командиром этого полка был отец разоблаченного в 1982 году подразделением, в котором служил автор, агента ЦРУ старшего лейтенанта А. Иванова, который после отбытия срока по суду оказался в США. Его пригрели хозяева! Но авантюрный предатель оказался предателем и там — он попрал доверие своих боссов и решил заработать легкие деньги. С подельником решили ограбить… банк. Не удалось. Его поймали сотрудники ФБР. Состоялся суд — влепили пятнадцать лет тюрьмы… Сегодня он отдыхает на нарах.
Рава-Русская и Зорич… Мистика — и только! Опять появился мостик, связавший меня с легендарным разведчиком.
* * *
Сидоров, помимо основных заданий по разведке обстановки вокруг Братиславы, сориентировал Зорича, вертящегося который уже год около смерти, на продолжение поиска следов Эриха Коха, пленения его или совершения над ним справедливого возмездия. Кроме того, он обрисовал круг дополнительных задач — устраивать крушения поездов, топить немецкие суда на Дунае, срывать добычу угля для фашистской Германии, взрывать шахты и прочее.
— Помимо боевых действий, штабу фронта от вас будут нужны свежие сведения о вражеских резервах, данные о перебрасываемых из глубокого тыла к фронту воинских частях, об оборонительных сооружениях гитлеровцев. А это значит и «языки». Об этом тоже не забывайте, — инструктировал полковник.
Два месяца пролетели, как два дня. Прыжки с парашютом — дневные, ночные, затяжные, в лесу и болоте, удачные и не очень, причем с полной выкладкой чередовались с работой на новом типе радиостанции.
Серьёзное внимание уделялось стрельбе «навскидку», «на звук» из автомата, из двух пистолетов сразу, работе с контурными картами и изучению словацкого языка. Снова не повторялись, а глубоко изучались топография и фотодело, радиосвязь и минирование. До изнеможения группа занималась усложненным для рукопашного боя самбо.
Слово Святогорову:
…
«Порой казалось, что все эти знания тяжелым и мертвым грузом давят на мозги и выудить их в нужный момент для дела практически будет невозможно. Но когда в конце сентября я доложил полковнику Сидорову, что подготовка закончена, и он устроил нам строжайший экзамен, выяснилось, что весь материал усвоен, будущие десантники всё запомнили и к заданию готовы, хотя путешествие предстояло в незнаемое, в неизведанное.
Людей я подбирал сам, за прошедшие два месяца сошелся с ними поближе, познакомился, а вот будущую местность, наречие и быт местного населения — всё это лишь предстояло узнать. Форма у меня была совсем новенькая. Если в Польше я часто выступал в роли офицера из дивизии СС „Галичина“, то теперь должен был представлять армию словацких гардистов. И снаряжение было теперь намного солиднее. От польской эпопеи только и остался в качестве счастливого талисмана мой псевдоним.
В один из поздних вечеров начала октября мы заняли места в довольно неудобном „салоне“ бомбардировщика. Я стоял у открытых дверей и наблюдал за тем, как скрываются в самолетном „брюхе“ мои спутники. Отныне они все, как один, стали „словаками“.
„Словаком“ становился и я, командир группы, украинец с Харьковщины, и мой заместитель, грузин по национальности, Фома Агладзе, и начальник штаба, типичный русич из Москвы Владимир Волостнов. И ещё один Владимир по фамилии Степанов, недавний студент из Донбасса, а теперь вот главный „повар“ на „кухне“ по изготовлению разных фальшивых бумаг и документов.
„Словаками“ суждено было стать армянину Ванушу Сукасьяну и моим землякам, минерам-подрывникам Евгению Сирко и Степану Черначуку, будущим „взводным“ Якову Баштовому и Даниле Грунтовому. Последними поднялись на борт радисты Нина Чопорова и Вячеслав Бондарь.
Машина вздрогнула и, подпрыгивая, будто от нетерпения, покатила по взлетной полосе. Под нарастающий гул моторов мягко оторвалась от земли и понесла нас в неизведанное.
Всё, как в традиционных фильмах о разведчиках».
* * *
Зорич внимательно всматривался в иллюминатор, — за холодным плексигласом самолетного окошечка стояла густая, чернильная мгла. Ни огонька!
В голове майора роились мысли о предстоящем десантировании, но не на парашютах, а путем приземления самолета на земле, окруженной раненым свирепым зверьем — фашистами, которые сражались ещё отчаянно, чувствуя своё приближающееся неминуемое поражение.
Поэтому он думал об ответственности за судьбу своих товарищей по оружию, о предстоящих стычках с противником, о качественном выполнении задания. Переживания роились в голове, то наплывая холодной льдиной волнения, то обжигали сердце огненными языками беспокойства. Не покидала мысль и об ответственной встрече с руководством словацкого восстания. Ещё перед полетом разведгруппы, когда самолет, подпрыгивая, катился по неровному полевому аэродрому, Александра Святогорова охватило какое-то смутное ощущение тревоги за свою группу из двенадцати человек — храбрых ребят-десантников. Но понимание того, что они птенцы судоплатовского гнезда, бойцы проверенные, многие знающие немецкий и словацкий языки и имеющие широкую оперативную подготовку, придавало сил и уверенности.
Потом, когда самолет лег на курс, тревожные мысли затихли, запрятались куда-то глубоко-глубоко. И вот теперь снова выползли наружу и стали беспокоить душу.
«Скоро линия фронта, — подумал он, — наверное, начнется зенитно-прожекторный фейерверк, как при недавнем полете в Польшу».
Вскоре она — эта злодейка войны — линия фронта заявила о себе заревом огней и светлячками разноцветных трассирующих пуль, которые буквально роились над черною землей. Пронизывая светлыми пунктирными линиями мрачное пространство, с высоты они казались золотистыми муравьями, быстро убегающими в даль. В стороне были видны яркие вспышки разрывов снарядов и бомб и море огня — пожары, пожары, пожары…
Горели, очевидно, дома и дворовые постройки. Белых столбов от прожекторов, шарящих по небу, и зенитных разрывов, к счастью, в этот раз не было, поэтому самолет шел ровным курсом без виражей в направлении заданного квадрата для десантирования группы разведчиков.