— А на немецком?
— И на немецком не смогу, — вздохнул Гриша.
— Мы вам можем сделать презентацию на немецком, — сказало бюро переводов, — и специально для вас сделаем перевод на нормальный. Вы сможете показывать слайды, а там уже все будет написано.
— А вы шарите в ойкумене? — недоверчиво переспросил Савва.
— Наш переводчик с немецкого шарит, — сказало бюро переводов.
— Хорошо, — решил Савва и еще раз одернул брата.
Озираясь на Гришу, вошел переводчик с немецкого.
— Я попробую, — сказал он, прочитав факс, — но хотелось бы получить более детальную информацию о профиле вашего бизнеса.
— Малой, — сурово двинулся на него Гриша, — малой, я тебе одно скажу, — Савва успел схватить его за руку, — у нас сервис, у нас сервис от «а» до «я», ты меня понял?
Переводчик с немецкого резво спрятался за компьютером. Савва положил на стол техническую документацию фирмы. Гриша достал из кармана сложенный вчетверо лист в клеточку с рисунком Жорика. Переводчик выглянул из-за монитора и посмотрел на рисунок.
— Я могу, — сказал он, — попробовать расписать это как рециклинговую программу гуманитарного профиля.
— А это будет по-ойкуменному? — спросил его Савва.
— По-ойкуменному, понятно, что по-ойкуменному, — поспешил заверить его переводчик с немецкого.
— Малой, ох малой!.. — только и прохрипел Гриша.
Переводчик с немецкого сам нашел Савву.
— Мы сменили адрес офиса, — сказал он, — поэтому не ищите нас. Вот ваша презентация, — протянул он Савве компакт-диск, — я сделал для вас ДВА экземпляра. Доплаты не надо.
Когда переводчик с немецкого ушел, Савва позвал брата. Они долго крутили в руках диск и изучали перевод. Перевод состоял из нескольких основных тезисов, сопровождаемых наглядными схемами и рисунками. На рисунках схематичные фигуры стояли возле маленьких домиков. Рядом стоял схематичный котел, похожий на полевую армейскую кухню, из него шел черный густой дым.
— Гм, — сказал Гриша, — хорошо поработал малой.
— Такие рисунки, — сказал Савва, — в самолетах рисуют на схемах эвакуации в случае авиакатастрофы.
В основу презентации был положен уже знакомый текст про живописные уголки Слобожанщины и модифицированную часовенку. Братья еще раз пробежали глазами по тексту и начали советоваться, кого послать на конференцию. Гриша ехать боялся. Сказал, что у него с языками плохо, и что он летать боится, и что не может он покинуть офис. «Кто ж факсы принимать будет? — говорил. — Нет-нет, — говорил он брату, — мне не до баловства». Савва ехать тоже не хотел, прежде всего потому, что боялся бросить бизнес на Гришу. Гриша предложил послать Жорика. Савва согласился, но не в Будапешт.
— А что отец Лукич? — спросил Савва.
— Не, — ответил задумчиво Гриша, — не, не выйдет, на Лукиче три судимости висят. И подписка о невыезде. Не…
— Подожди, — вдруг сказал Савва, — давай Ивана пошлем.
— Ну точно, — обрадовались братья, — что ж это мы сразу не подумали! Ясно, что надо посылать Ивана!
И они позвонили своей сестре.
Сестра, Тамара Лихуй, родной сестрой доводилась Грише, однако Савву тоже считала за брата, что, впрочем, не помешало им переспать в свое время. В юном возрасте Тамара вышла замуж за лейтенанта авиации, по происхождению осетина. От осетина-то у нее и родился сын Иван. С началом первой чеченской ее муж-авиатор неожиданно занервничал, сказал, что наконец настал его час и что он едет в Грозный создавать независимую ичкерскую авиацию. «Просыпается Кавказ!» — угрожающе кричал он с балкона, помахивая кулаком в направлении областной телевизионной башни. Доехал он, впрочем, лишь до Ростова, где устроился таксистом и успешно грачевал в районе аэропорта. Тамара воспитывала сына сама, работала в гостинице «Харьков», в старом корпусе, заведуя этажом и отвечая в основном за гостиничных проституток. В сами проститутки ее не брали, прежде всего из-за ее фамилии. Братьев своих Тамара любила, сын Иван третий год изучал социологию.
Братья позвонили Тамаре.
— Сестренка, — сказали, — ты просила малого пристроить, есть хорошая работа. Международный уровень. Коммунальный сектор.
— Хорошо, — сказала Тамара, — я его пришлю к вам. Только ж вы смотрите, чтобы на этот раз без наркотиков.
Иван дядю Савву, а особенно дядю Гришу боялся, но материнского слова послушался и пришел к братьям в офис, пугливо обходя нагроможденные в коридоре свежеотесанные гробы.
— Иван, — деловито начал Савва, — хочешь в Будапешт?
От слова «Будапешт» у Ивана встал.
— Хочу, — сказал он, — а что надо делать?
— Малой, — зарычал с места Гриша, — ты послушай, малой…
— Погоди-погоди, — перебил его Савва, — надо выступить на конференции по ойкумене.
— Ты хоть знаешь, что такое ойкумена? — снова зарычал Гриша.
— Знаю, — робко ответил Иван, — у нас семинар был по паблик рилейшинз, вот, и там ойкумена тоже…
— Ой малой, ой малой… — закивал на это головой Гриша.
— Тогда так, — держа брата за руку, закончил Савва, — вот тут на диске наша презентация, вот тебе экземпляр перевода, ВТОРОЙ ЭКЗЕМПЛЯР я оставляю себе. Вот тебе сто баксов, беги в ОВИР, скажешь, что ты из коммунального управления, там тебя ждут, сделаешь паспорт, купишь билет, послезавтра твое выступление.
Дядя Гриша лишь горестно лязгнул зубами.
И после этого происходят такие события:
В новом костюме, новых ботинках и новом плаще, в отцовском авиаторском кожаном шлеме, с дипломатом искусственной кожи в руках, молодой ойкуменист Иван Лихуй ступил на борт самолета и, разместившись, заказал себе скотч. Плохо скрывая профессиональную неприязнь, стюардесса предложила ему лимонад. Иван сразу же раскис.
— Земеля, — вдруг обратился к нему сосед, — земеля, дернешь?
Сосед дружески улыбался, был тоже в костюме и ядовито-салатовой рубашке. Иван подумал, что вот, наверное, о таких людях в книгах пишут «дородный молодец», и утвердительно кивнул. Молодец достал из кармана брюк 0,75 «Абсолюта» и дородно подмигнул.
— Сева, — протянул он Ивану пухлую руку, агрессивно сорвал крышку и, надпив, передал абсолют Ивану. Иван присосался к горлышку, закашлялся и запил лимонадом.
— За знакомство! — приветливо сказал дородный молодец и снова отпил.
— А что, брат, — начал дорожную беседу молодец, когда самолет сорвался в небо и лимонад подступил Ивану к горлу, — по бизнесу или так?
— Культурная программа, — тяжело сглатывая, прошептал Иван, — коммунальный сектор.
— А я, брат, — дородный молодец удовлетворенно откинулся на спинку кресла, придавив какую-то бабушку, сидевшую сзади, — по партийной линии.