Как бы там ни было, она забыла обо всем на свете, когда они оказались перед гигантскими золотыми воротами в высокой стене и она впервые увидела дворец. Он располагался на противоположной стороне просторной, вымощенной брусчаткой площади и был поистине царственным. «Дворец похож на необыкновенно изящный утес», – подумала Маевен. Очень большой, слишком большой для того, чтобы его можно было охватить взглядом, он был весь устремлен вверх, отчего казался намного выше, чем на самом деле. А перед дворцом в центре площади стояло совсем маленькое здание. Оно привлекло внимание Маевен тем, что абсолютно не соответствовало по стилю дворцу и казалось здесь совершенно неуместным. Строение походило на модель дворца из волшебной сказки, с тремя куполами-луковицами и безумным множеством витых башенок.

– А это что еще такое? – спросила она.

– Это? О, это усыпальница Амила Великого, – ответил отец. И, как и ожидала Маевен, выдал одну из своих бесчисленных импровизированных коротких лекций: – Он выстроил старую часть дворца двести лет назад, в самом начале своего царствования. Сейчас перед нами старый фасад Амила, а эти утопленные в стенах галереи вдоль нижних этажей – одна из его собственных идей. Его всегда переполняли идеи, но, боюсь, к концу царствования они несколько вышли из-под контроля. Похоже, Амила обуревали мысли о смерти и зле. В этот период он тратил все свое время на строительство этой усыпальницы и путешествия по королевству – пытался уничтожить то, что называл «очагами Канкредина». Он подразумевал под ними всего лишь те места, где было особенно много несправедливостей и беззакония, но к тому времени Амил стал весьма эксцентричным и предпочитал именовать их так, как сам придумал.

– Но ведь он умер очень старым? – уточнила Маевен.

– Почти в девяносто лет, – ответил отец. – Что ж, пойдем внутрь. Венд, давайте мне чемодан. На сей раз мы поднимемся в лифте. – Он зашагал через обширную площадь, узорно вымощенную брусчаткой и каменными плитами, продолжая свою лекцию: – За время правления Амила эта страна из двух примитивных союзов графств превратилась в полноценное индустриальное общество, так что, думаю, он заслужил право на некоторые чудачества. Эта усыпальница – хороший пример его странностей.

5

Отец занимал громадные апартаменты на последнем этаже Старого дворца. Всюду книги и старинная мебель. Из самой большой комнаты открывался вид на крышу, где суетились голуби в ожидании хлебных крошек на завтрак. Спальня, в которой разместилась Маевен, выходила на площадь и крышу фантасмагорической усыпальницы Амила. Дальше разворачивалась захватывающая дух панорама Кернсбурга: жилые дома, многочисленные башни и строгие правительственные здания. Комната оказалась огромной и почти пустой: кровать, буфет и большой истертый ковер – он был старинным уже тогда, когда его купил за границей сын Амила. Рядом – просторная гулкая ванная. Все здесь – и трубы, и краны – впечатлило девочку своей древностью даже больше, чем остальной дворец.

– Да, боюсь, я смогу выкраивать время, чтобы быть с тобой, только вечерами и рано утром, – сообщил папа за ужином.

Блюда подавала одна из многочисленных прекрасных девушек. Казалось, эти красотки, все до единой, готовы были исполнить любую папину прихоть, а остальное время работали секретарями. Увидев их, Маевен сразу же поняла, что папа сожалел о разводе ничуть не больше мамы. Ему здесь было очень даже хорошо. Покончив с едой, отец закурил трубку и объяснил:

– Сейчас мы лишь приближаемся к пику туристического сезона. Как только дворец открывается для публики, я становлюсь нужен повсюду сразу. Но я сказал всем, что тебе разрешается исследовать все, что ты захочешь. Завтра познакомлю тебя с местными обитателями, так что никаких проблем не будет.

Этим вечером они много разговаривали. Папа попыхивал трубкой, клубы дыма плыли в свете закатного солнца – он вливался в освинцованное оконное стекло. Отец и дочь вполне находили общий язык.

На следующее утро отец разбудил ее на удивление рано. Они позавтракали в розовом свете утреннего солнца – теперь он проникал через восточное окно. Завтрак подала другая, столь же очаровательная девушка – аппетитно хрустящий рулет и густой черный кофе. Едва лишь Маевен успела подумать, насколько неторопливо, по-взрослому проходит их завтрак, как папа порывисто вскочил с места и предложил ей совершить прогулку по дворцу.

Дворец Таннорет впечатлял масштабами. Здания, выстроенные в самое разное время, окружали бесчисленные внутренние дворы с фонтанами или сады со статуями, живыми изгородями, куртинами роз. Был даже маленький зверинец. В каждом просторном зале, где они оказывались, а частенько и на лестницах, возле картин, или скульптур, или чужеземных диковин папа читал дочери одну из своих коротеньких лекций. А еще он представлял ее невероятному множеству людей, работавших во дворце: женщинам в комбинезонах, убирающим длинные галереи музея или начищающим позолоченные столы, охранникам, гидам, секретарям и майору Алксену, возглавлявшему службу безопасности. У Маевен шла кру´гом голова. Когда папа вывел ее из дворца, чтобы представить садовникам, она решила, что никогда всего этого не запомнит! Тем более в такую рань. Хотя Маевен привыкла на каникулах вставать с жаворонками, чтобы помогать тете Лисс в конюшне, но лошадей-то обихаживать она могла и в полусне. А тут совсем другое дело! Никто ведь не представлял ее лошадям и не ожидал, что она усвоит древнюю историю конюшни.

Позднее выяснилось, что из всей этой продолжительной экскурсии Маевен запомнила только майора Алксена, да и то лишь потому, что он оказался живой иллюстрацией ее представлений об отставном офицере. И конечно, Венда. Хорошо еще папа не стал заново представлять ее Венду: Маевен просто не смогла бы смотреть ему в глаза от смущения.

Почему-то происходящее казалось очень важным, почему – Маевен и сама не понимала: то ли надо оправдать ожидания отца, то ли не упустить некую возможность… И когда папа, неумело чмокнув ее в щеку, умчался по делам, девочка почувствовал себя обязанной самостоятельно обследовать весь дворец.

А на это, похоже, требовались дни. Время от времени она присоединялась к экскурсиям, предварительно удостоверившись, что гидом был не Венд. Замечая ее в толпе иностранных школьников, провинциальных семейств или облаченных в шелка туристов из Непстана, гиды улыбались ей и продолжали рассказывать. С одной из таких групп Маевен посетила усыпальницу Амила, но внутри оказалась лишь одна холодная, скучная комната со сводчатым потолком и каменное надгробие, сплошь покрытое золотыми письменами. Маевен решила туда не возвращаться. Ей больше нравилось во дворце.

Она обычно начинала со Старого дворца, где в основном висели картины. Найти его было очень легко благодаря студентам-художникам. Они лежали прямо на полу в бывшем тронном зале, позднее служившем бальным залом, и копировали роспись плафона. Со стены зала взирал белокурный Амил Великий с рулоном чертежей под мышкой – наблюдал за строительством дворца. Амил щеголял в пурпурных панталонах, которые, по мнению Маевен, ему решительно не шли. Еще хуже они выглядели на копиях студентов. На потолке простирался весь Дейлмарк, от равнин и медленных рек Юга до гор Севера, и на фоне этих пейзажей шли бесчисленные сражения и Амил – в тех же самых пурпурных штанах – на заре своего царствования вел армии против непокорных графов.