Береговая линия плавно изгибалась, и дорога следовала в точности параллельно ей, но настолько высоко, что Маевен не видела огромной Крединдейлской долины. А ведь она точно должна находиться где-то там.
Когда они вывернули к путеводному камню, отмечавшему начало спуска в долину, Маевен, к величайшему своему ужасу, увидела, что на плоской вершине небольшой скалы собралась внушительная толпа. Как только люди заметили их отряд, сразу подняли крик. «Норет! Норет!» – рвалось из сотен глоток. Маевен, не в состоянии справиться с собой, натянула поводья и остановила лошадь. Ей стало страшно. Глаза затуманились, а колени задрожали.
– Как вы думаете, чего они хотят? – задала она глупейший вопрос.
– Очевидно, поговорить с вами, – ответил Навис.
Судя по всему, он прав. Кто-то уже бежал к ней; один мужчина вырвался вперед, остальные же тянулись длинным хвостом за ним. На ветру развевались шарфы, распущенные волосы, воздетые руки, ленты и какие-то длинные, хлопающие вымпелы. «Флаги Вершины лета», – догадалась Маевен. Ведь здесь в эти дни должна проходить ярмарка Вершины лета. Ей захотелось пустить лошадь в галоп и умчаться куда-нибудь подальше. Как можно быстрее. Но толпа перегородила дорогу. И все эти люди, похоже, были очень рады встрече.
«О Норет! – воскликнула она про себя. – Ну зачем ты впутала меня во всю эту затею?»
Рядом остановился Венд:
– Может быть, я подержу вашу лошадь, госпожа, а вы сойдете и поговорите с ними?
– Я пойду с ней. Вы не могли бы подержать заодно и Графиню? – обратился Митт к Венду, заметив ее волнение.
– И мою тоже, – присоединился Навис, перекидывая поводья через голову своей кобылы.
Маевен была так благодарна им, что почти не почувствовала стыда из-за того, что ее страх оказался настолько заметным. Теперь она ощущала куда большую уверенность, направляясь навстречу бегущему к ней мужчине, – ведь с одной стороны, чуть позади нее, возвышался Митт, а с другой – бодро вышагивал Навис.
– Дочь Единого! – приветствовал ее запыхавшийся человек. – До нас дошло известие, что вы двинулись в путь сразу же после наступления Вершины лета. Просим у вас прощения за то, что мы расположились здесь, ожидая вашего появления, дабы попросить вас выслушать нас, но…
Тут к нему присоединились остальные. Они стояли, тяжело дыша, кивали, улыбались и пожирали ее глазами.
– Мы, все, кто здесь есть, десятники и штейгеры местных шахт, – объяснял мужик. – Я Танколь Кольсон, меня выбрали представителем от всех нас. Госпожа, не согласитесь ли вы побеседовать насчет нас с вашим кузеном лордом Кинтором? Мы уже совершенно не знаем, что делать, но определенно не хотим становиться беззаконными бунтовщиками, какими нас представляет его новая законотолковательница.
При этих словах люди, столпившиеся за его спиной, согласно забормотали.
– Все работают охотно и старательно! – доносилось до Маевен. – Земля здесь такая неплодородная! Летом еще ничего не продано, и поэтому он собирается платить лишь половину.
Чей-то срывающийся голос выкрикнул:
– Только в шахтах сейчас и можно заработать на жизнь!
Затем сквозь общий шум прорвался еще обрывок фразы:
– …А ведь у тебя семья, которую надо кормить!
Кто-то громко бубнил одни и те же слова:
– Это значит, лорду Кинтору придется продать своих лошадей, а мы этого вовсе не хотим.
Еще какой-то резкий голос несколько раз выкрикнул:
– Платят половину заработанного, а на зиму обещают вообще только четверть. Нас ждет настоящий голод, госпожа!
Тут подоспели отставшие. Люди окружили Маевен, и она уже почти не понимала, что они кричат, улавливая лишь отдельные фразы:
– Это все его новая законотолковательница! Заставьте его прогнать ее!
Или же:
– Мы простые шахтеры, госпожа, и не знаем, что делать!
Шахты, в тревоге думала она. Шахтеры. Девочка хорошо помнила Крединдейл своего времени и высящиеся вдоль побережья большие остроконечные горы отработанной породы, заросшие травой и деревьями, и развалины хозяйственных построек, и заваленные колодцы шахт дальше в холмах. Где-то был музей угольной шахты, но там Маевен не бывала. Зато она помнила слова тети Лисс о том, что в ее детские годы в Крединдейле всюду, куда ни глянь, были одни только угольные шахты. Значит, таким город стал достаточно давно. Но она понятия не имела, чего ожидают от нее все эти шумные люди.
– Успокойтесь! – крикнул Митт. – Неужели вы не понимаете, что невозможно разговаривать сразу со всеми!
Наступило небольшое затишье, которым поспешил воспользоваться Навис:
– Давайте назовем вещи своими именами. У вас возникла какая-то ссора с лордом Кинтором, и вы хотите, чтобы эта леди ее разрешила.
Со всех сторон раздались возгласы согласия. Митт наклонился к первому оратору:
– Послушайте, Танколь, раз вы представитель, то вам и излагать.
Избранный глашатай честно попытался, но выходило у него не очень: шахтер был явно не из тех, кто способен изъясняться коротко и ясно.
Маевен слушала его добрых четверть часа. Она была уже почти рада тому, что ее со всех сторон окружала плотная толпа, – хоть какая-то защита от холодного морского ветра. Правда, пристальное внимание людей невыносимой тяжестью ложилось ей на плечи.
В конце концов ей удалось понять, что ее, то есть Норет, кузен нанял новую законотолковательницу, которая сказала лорду, что он должен будет продать лошадей, поскольку в последнее время спрос на уголь заметно упал. В речи Танколя то и дело упоминались различные числа и доли – половины, четверти, трети, – так или иначе связанные с соотношением между выработкой и жалованьем шахтеров. Однако главным оказалось для Маевен то, что и Танколь, да и все прочие меньше всего хотели покинуть свой Крединдейл и последовать за Норет в качестве ее армии.
От этого ей стало намного легче. А еще ее охватила злость. Если даже обитатели родного города Норет не желали отправиться с ней, то ее миссию следовало считать невозможной. Но ведь представитель шахтеров говорил не только об этом. Митту и Навису, похоже, все было ясно. Девушка повернулась к ним:
– Не могли бы вы объяснить все это понятнее?
– Очень даже знакомая история. – Навис сурово нахмурился. – Одна из тех, о которых я рассчитывал навсегда позабыть, покинув Юг.
– Да-да, точно как там! – с жаром подхватил Митт. – Он говорит, что этот ваш Кинтор поставил закон себе на службу, чтобы тот помогал ему надувать шахтеров. Понимаете, Кинтор терпит убытки из-за того, что люди могут топить печи даровым торфом. А она – эта дама-законница – сказала ему, что для начала он может уполовинить заработок шахтеров летом, а позднее, зимой, еще немного сократить, ну, они же ничего не смогут с этим поделать. Если же станут жаловаться, это будет незаконно. Если станут собираться и решать, что делать, это будет тоже незаконно. Так как же им быть?