После этого наступила тишина. Митт продолжал неподвижно стоять на том же месте, пока не услышал звук щетки, которой энергично расчесывали лошадь. После этого он двинулся в лагерь, по пути стараясь придать лицу непринужденное выражение. Никто, казалось, совершенно не заметил, что его трясет. Впрочем, в это холодное утро дрожали все.
Завтрак оказался никудышным. Хлеб окамненел, сыры заплесневели. Из всех продуктов съедобными остались только маринованные вишни, но Митт обнаружил, что успел возненавидеть их, как и все остальные.
Наскоро собравшись, они отправились по продуваемой ветрами долине. Тем утром ни Митт, ни Маевен ни словом ни с кем не перемолвились.
В голове у Маевен царил полный сумбур. Кто же все-таки разговаривал с ней? Был ли это действительно Единый? Или все эти разговоры вела всего лишь какая-то часть ее собственного сознания? Та самая, что пришла в расстройство от перемещения во времени и жаждала крови, потому как насмотрелась на то насилие в Гардейле? Ведь опасность, в конце концов, и правда была вполне реальна! Если же это был Единый, то он, разумеется, гневался. Кого он назвал? Митта и Морила, пытавшихся украсть кубок, и Нависа, который действительно украл его. Еще когда все пели хором, она поняла, что Навис сделал нечто ужасное. Может быть, это и впрямь связано с кубком. А впрочем, что и почему с нею говорило, не так уж существенно. Важно то, что из-за последнего разговора ей сделалось по-настоящему больно. Голову Маевен заполнили противные подозрения насчет Нависа, Митта и Морила. Хотя ведь еще в самом начале этой поездки было ясно, что каждый из них решил идти с ней, руководствуясь какими-то собственными тайными причинами, а Митт и Навис показали ей часть этих причин в Гардейле. Важнее всего для них была, оказывается, Хильди. И от этого становилось еще больнее.
«О, как же я хочу домой!» – эта мысль так неотвязно преследовала Маевен, что она чуть не произнесла фразу вслух. Девочка даже издала неопределенный звук, заставивший и Хестевана, и его мула – так уж случилось, что именно они оказались рядом в этот момент, – повернуть головы и с любопытством взглянуть на нее. Но едва лишь звук успел сорваться с губ Маевен, как ей стало ясно, что она имела в виду не совсем то. Ей хотелось узнать, что же случилось с Норет, и попытаться изменить историю, невзирая даже на то, что кто-то из ее спутников намеревался сделать с ней что-то ужасное. Впрочем, здесь следовало кое-что уточнить. Не кто иной, как Митт, собирался сделать с ней что-то ужасное. Навис был хладнокровным лицемером, а Морил обладал глубиной понимания, и у него была чудесная квиддера, но младший южанин – он из тех, кто привык действовать. Маевен почувствовала спазм в горле, как будто Митт пытался задушить ее, – и возможно, действительно пытался: в гостинице.
Митт тоже продолжал обдумывать услышанное. Это просто смех! Единый решил поиграть с ним в какие-то непонятные игры. Или же, что, пожалуй, даже вероятнее, он и начал-то эти игры из-за Митта.
Парню очень хотелось уехать куда-нибудь подальше и забыть обо всем этом. Как прекрасно было бы поселиться на ферме где-нибудь поближе к Югу, чтобы погода не так сильно отличалась от той, что была привычна ему с детства, и предоставить Единому возможность самостоятельно расхлебывать всю эту кашу, которую он заварил. Но для этого нужно получить половину золотой статуи. А на то, что Норет выполнит свое обещание и поделится с ним, вряд ли можно рассчитывать. Ведь теперь она знает, что Митту приказано убить ее. Но как бы там ни было, он должен оставаться с ней до самого Кернсбурга. Если Хильди уже в безопасности, то Йинен еще не выбрался из ловушки, и к тому же могло получиться так, что Киалану все же не удастся вытащить его оттуда. Митт с удовольствием посмеялся бы над всеми этими проблемами, если бы был способен смеяться. Впрочем, при любых обстоятельствах ему следовало как можно скорее предупредить Нависа и Морила. И если уж речь зашла о предупреждениях, разве этот сон не был самым настоящим предупреждением? Ничем другим он просто и не мог быть.
Митт отвлекся от размышлений, почувствовав, что ему стало тепло. Нет, даже не тепло, а, как ни странно, почти жарко. Он расстегнул мундир. С просветлевшего неба сыпался несильный дождь, но на него можно не обращать внимания. Вот это перемена! Сейчас, наверно, такая жара, какой на Севере почти и не бывает.
Они наконец-то выбрались из долины и теперь шли по зеленой дороге через пустошь, заросшую густым и высоким утесником. Дальние горы кутались в лиловато-белую дымку. Митт пригляделся и сумел рассмотреть сквозь туманную завесу дождя снеговые шапки на вершинах пиков.
– Куда это мы попали? Почему здесь так жарко? – Это были первые слова, которые он произнес после завтрака.
– Добро пожаловать домой! – с улыбкой ответил Морил. – Это же Щит Орета.
– Большое нагорье, глядящее в сторону Юга, – объяснил Хестеван, сидевший на козлах рядом с Морилом.
«Снова он превратился в учителя», – подумала Маевен. Видимо, благодаря теплу ее настроение улучшилось.
– Теперь мы сможем греться до самого Кернсбурга. Когда-то здесь были чудесные места. Даже во времена Адона тут обитало очень много народу.
«Ага…» – задумалась Маевен, почти полностью забыв про свои терзания. Если это Щит, то она хорошо рассмотрела его из окна поезда. Там было множество сельскохозяйственных угодий, каких-то фабрик, садов, рощ и селений. Но Хестеван, по-видимому, прав. Среди утесника и вереска по обе стороны от дороги то и дело попадались груды камней довольно правильной формы. Скорее всего, это то, что осталось от домов.
– Но куда же все эти люди подевались? – спросила она.
– Разбежались во время войн, начавшихся после смерти Адона, – ответил Морил.
– И кто же теперь владеет этими местами? – осведомился Навис.
Он разглядывал ветвистые заросли утесника и росшие под кустами папоротник-орляк и вереск с таким видом, как будто был не прочь объявить обезлюдевшее плато или хотя бы его часть своим уделом.
Хестеван углубился в сложные рассуждения по поводу того, что на эти земли могли бы претендовать и Ханнарт, и Водяная Гора, но ни то ни другое графство не пожелало присоединить их к своим владениям. Слушая его разглагольствования, Маевен хмурилась. Судя по всему, пройдет не так уж много времени, и Навис действительно завладеет частью этих земель. В ее время герцог Кернсбургский владел в этих местах большим пивоваренным заводом. Хватит ли у нее смелости изменить историю, устранив из нее Нависа? Пойдет ли она на это? «Нет, конечно нет», – ответила девочка на собственный вопрос и сразу почувствовала небольшое облегчение. Но это не касалось ни Митта, ни Морила, которых в истории не было вовсе.
Она искоса взглянула на Митта. А тот, наклонив голову, рассматривал груду камней, чуть более крупную, чем все остальные. Над камнями раскинула ветви старая яблоня. «Я мог бы жить здесь и работать на земле», – думал он. Тяжелый труд, но зато можно рассчитывать на покой.
Ветерок унес дождь в сторону гор, оставив над головами путников чистое, словно умытое, голубое небо. От всех повалил пар. Фургон менестрелей погрузился в клубящееся туманное облако. Из вереска во множестве вылетели слепни и принялись носиться вокруг лошадей и жалить их. Графиня сразу же начал мотать головой и взбрыкивать, но Митт ехал, все так же понурив голову. Казалось, он опять перестал замечать окружающее. Сон, увиденный минувшей ночью, снова овладел его мыслями. В этом сне вовсе не было места мирной жизни на ферме. И все шло совсем не так, как ему хотелось бы.