– Только после того, как выйдет своими ногами. Вы ее благодарите, – кивнул он через плечо на Медсестру. – Если б не она… – и опять начал хрестоматийное, – если б не она, еще б…, а впрочем, я уже об этом говорил…
И Мэна отвезли в сосудистую хирургию …дцатой градской больницы, быстренько взяли анализ крови, сделали электрокардиограмму и подняли в 1122-ую палату сосудистой хирургии. В палате лежало три человека преклонного возраста. Двое из которых были преклоннее Мэна лет на пятнадцать, а один был чуть менее преклоннее Мэна. Мэн громко представился и не получил ответа. Нет так нет. Его положили на свободную койку. Вошла Местная медсестра и вколола в задницу Мэна укол. Боль в ногах стала проходить, зато стала болеть задница. Ну что ж, полного счастья в этой жизни не бывает.
Но через минуту он все-таки поверил в какое-то в меру всеобъемлющее счастье. В палату вошла Медсестра из дурдома.
«Что, она так и будет все время телепаться за мной по больницам?» – подумал Мэн.
Но она сунула Мэну под зад грелку, и болевой баланс между ногами и задницей был восстановлен.
– Если что, – сказала Медсестра, – кликните меня.
– Кликну, кликну, обязательно кликну. Нажму на левую кнопку мыши, и твой файл тут же откроется, – охотно согласился Мэн и двусмысленно посмотрел на Медсестру.
– О господи, – вздохнула Медсестра, – и когда вы угомонитесь? Одной ногой уже были там, а все туда же…
– Точно, нога там, а член все еще здесь. И все туда же. Значит, пока я жив. А вот когда я отовсюду выйду, тогда уж непременно…
– Что «непременно», Мэн, что? – спросила Медсестра.
– Тогда мы встретимся в приватной обстановке и поговорим о весне, о музыке и о любви.
– Договорились, Мэн, – согласилась Медсестра, – только сначала выйдите. – И она вышла из палаты, предварительно поцеловав Мэна в лоб. Мэн уловил какой-то исходящий от нее запах, но не успел его распознать, как в палату вошла Местная медсестра и протянула Мэну вторую грелку.
Мэн не совсем понял, зачем ему вторая грелка, если боль уже прошла, но на всякий случай по инерции предложил:
– А поцеловать? – потребовал Мэн.
– Ну обнаглел! – возмутилась Местная. – Думаешь, если за тебя платят, то тебе все можно?
– Нет, не думаю, – сказал Мэн, – но после первой грелки меня поцеловали.
– Кто? – спросила Местная.
– Медсестра.
– Нету сегодня здесь других медсестер, – сказала Местная. – Я одна. А я одна всех перецеловать не могу даже за отдельную плату. Да и грелка у нас в отделении всего одна. Здесь вам не частная клиника. – И она вышла.
Мэн задумался.
– Господа, – обратился он к больным, – меня никто не целовал? Баба такая красивая?..
– Не было здесь никаких баб, – ответил Один из пожилых, – да и господ здесь никаких нет. Господа в Швейцарии лечатся. Или, – добавил он, приглядевшись к Мэну, – в Израиле.
– Не обращай на него внимания, – сказал Почти Ровесник, – больной человек. Больной советской властью.
– Советскую власть не трожь. Она из тебя человека сделала, – привычно сказал Один из пожилых.
– Это точно. Сначала – ремеслуха, потом – на завод Ильича. И там за сорок пять лет вырос от второго разряда до седьмого. Плюс бесплатно шесть соток. На них и живем. И мой сын – там же. Так всю жизнь и горбатимся. Только внук в люди выбился. Обувной ряд на Черкизовском рынке. Машина. Но это он уже помимо советской власти наработал. Жена у него беременная, так что правнук, дай Бог, совсем человеком вырастет. Спасибо советской власти. Что она вовремя сдохла.
– Ельцинист чертов! – опять привычно выругался Один из пожилых.
А Второй пожилой перемотал эластичный бинт на ноге и поддержал Одного из:
– Об чем речь. Я при советской власти… – Он на минуту задумался, сладко припоминая, а потом неожиданно добавил: – Только эластичных бинтов тогда не было. И Папаша мой из-за ихнего безналичия помер от варикозного расширения вен. Сначала одну ножку оттяпали, потом – вторую. А потом он загрустил и помер. Так что, куда ж без советской власти… – И он, управившись перебинтовкой, откинулся на подушку и уснул.
– Как тебя зовут? – спросил Почти ровесник.
– Мэн, – ответил Мэн и тщеславно добавил, хотя его никто не спрашивал: – Сценарист мультипликации.
Обитатели приподнялись на подушках.
– А моя профессия – слесарь, – сказал Почти ровесник, – и фамилия моя тоже – Слесарь.
– Хохол он, – пояснил Один из пожилых.
– Мне это до лампочки, – ответил Мэн, – хоть турок.
– Не скажи, – ответил Один из пожилых. – Мы их кормили, кормили, а они – нас… Кравчук, Беня Эльцин и Шушкевич… Все продались ЦРУ.
– И Моссаду, – добавил Мэн.
– Какому Моссаду? – спросил Один из пожилых.
– Такому. Израильскому. Кравчук продался ЦРУ, а Беня Эльцин и, обрати внимание на фамилию, ШУШКЕВИЧ, – Моссаду.
– Это ты верно понял, – переварил услышанное Один из пожилых. – Ну, ты сам еврей, а вы – народ умный. Так что все продались! ЦРУ и Моссаду.
– Все, кроме тебя, – сказал Слесарь.
– Верно сказал!
– Потому что ты на х… никому не нужен, – спокойно и с удовольствием проговорил Слесарь.
Один из пожилых возмущенно пукнул, отвернулся к стенке и демонстративно захрапел.
– А какие мультики у тебя есть? – спросил Слесарь.
Мэн не без удовольствия назвал пять из без малого сорока своих мультфильмов. Слесарь распахнул глаза, а оба пожилых разом их открыли.
– Мой сын на них вырос, – сказал Один из пожилых.
– И мой, – сказал Слесарь.
– И моя внучка каждый раз их по телевизору смотрит, – проснулся Перебинтованный.
– А кто у вас дети? По профессии? Ну у тебя – слесарь, – сказал он Слесарю. – А у вас?
– Мой, – гордо сказал Один из, – второй секретарь энского обкома КПРФ.
– А моя внучка… эх, говорить не хочется, – плечевая. На Минском шоссе. Отца она не помнила, а мать ее – дочка моя – пьет.
– Странная вещь получается, – раскинул мозгами Слесарь, – на одних и тех же фильмах выросли слесарь, второй секретарь обкома и плечевая проститутка. Как понять? – спросил он Мэна.
Мэну такой вопрос никогда не приходил в голову. Поэтому ответил он не сразу, а после некоторой работы мозга:
– Волшебная сила искусства! – веско сказал он.
Оба-два пожилых удовлетворились этим ответом, а Слесарь – не очень. Это Мэн понял по его глазам – недоуменно-покорным, как у всех пожилых рабочих, привыкших внешне достаточно покорно принимать все, что им говорят более Образованные, но оставаясь при этом себе на уме. Поэтому Мэн не особенно удивился, услышав от Слесаря слова: