– Я привыкла, что ко мне все хорошо относятся, – как-то призналась мне мама. – И в школе, и когда я работала. А тут все пошло не так: я старалась как могла, но она просто не любила меня, и все. Она даже не хотела меня любить.
Но одно у них было общее: обе любили Фергюса.
Бабушку Молли папа обычно навещал сам, без нас. Заезжал к ней по дороге с работы или по пути в город, иногда брал с собой меня, чаще ехал один. В Рождество мы все неизменно проводили вместе один час утром – и то если папе удавалось вытерпеть час. Я сидела тихо, очень-очень благодарная за очередную подаренную мне пижаму, а взрослые разговаривали между собой. Она умерла, когда мне было четырнадцать, но я словно ее и не знала. Втайне даже почувствовала облегчение оттого, что не придется больше ее навещать – это всегда было для меня неприятной обязанностью. А на похороны собрались мои кузены и кузины, с кем я едва была знакома, и все плакали, всех утешали в этой горестной потери их родители, и мне стало так стыдно, что я одна нисколько не печалюсь, не оплакиваю эту смерть вместе с ними. И тогда я наконец заплакала.
Выходя замуж за Эйдана, я сочла правильным пригласить Мэтти и на саму свадьбу, и на прием. Мама меня в этом поддержала, папа – не очень. Мог бы и не переживать, Мэтти все равно не пришел.
С тех пор я едва ли хоть раз вспоминала Мэтти. Мои дети не были с ним знакомы. Я никогда у него не бывала. Моя мама тоже избегала общения с неприятным стариком, который сделался еще противнее, утратив жену. Но теперь я чувствую себя виноватой и перед Мэтти тоже. Мне казалось, папа совсем не хотел общаться со своей семьей, все его поведение говорило об этом, и я сочла, будет нормально согласиться с этим, более того, это для всех нас гораздо удобнее и проще, но теперь я сама уже не понимала, почему не задавала вопросы, не настаивала, не добивалась ответов. Теперь, когда обнаружились папины тайны, я хочу ближе узнать его родственников и разобраться, отчего он стал таким.
Мэтти без малого девяносто, он живет один в Айлендбридже, в однокомнатной квартире на первом этаже. Адрес я знаю, поскольку к Рождеству всегда посылаю ему открытку. Каждый год отправляю ему фотографию мальчиков. Но моего визита он не ждал.
– Кто там? – заорал он в домофон.
– Сабрина, – ответила я и на всякий случай уточнила: – Сабрина Боггс.
– Кто? – еще громче заорал он.
Послышался скрежет ключа, и вот мы уже стоим лицом к лицу. Он и мистера Дейли переплюнул, совсем развалина. Прищурившись, присмотревшись, изучив меня с головы до пят, он все-таки нуждался в дополнительных пояснениях.
– Я дочь Фергюса.
Он снова внимательно оглядел меня, затем отступил в сторону и прошаркал к креслу перед телевизором. На нем была рубашка с коротким рукавом, а под ней грязная белая майка – скрюченными пальцами он попытался застегнуть пуговицы. Сильно состарился, но почти такой же, каким я запомнила его с детства: в кресле перед телевизором.
– Извини, что не побывал у тебя на свадьбе, – с ходу заявил он. – Я теперь мало куда выхожу.
Я растерялась. Свадьбу мы праздновали в Испании, я понимала, что туда он не доберется.
– Конечно, Испания далековато, но я хотела, чтобы вы знали: мы были бы рады вас видеть.
– Да уж, порадовался, что пригласили меня вместо Боггсов, – засмеялся он. Зубов явно недоставало.
– Ну да, – покраснела я. – У нас такая большая семья, мы просто не могли пригласить всех.
Под его взглядом мне стало неловко.
– Вы с ними не общаетесь.
– С… с дядьями? Жаль, что так вышло, – призналась я, искренне в тот момент сожалея, хотя раньше об этом не думала. Передо мной сидел человек, вырастивший моего отца, но я ничего о нем не знала. – К сожалению, папа с ними не был близок, и это, видимо, сказалось и на моих с ними отношениях, – попыталась я оправдаться.
– Прежде их водой было не разлить, – заметил он. – Они его Клопом называли. Ты про это знаешь?
«Клоп» он произносит как в два слога, и я, недопоняв, переспрашиваю:
– Они прозвали его Циклопом?
– Нет, просто Клопом. Потому что младший. Самый маленький Боггс.
Мне кажется, семья была расколота на Дойлов и Боггсов. Но я никогда не спрашивала папу, как они уживались. Почему я так и не спросила?
– Но он им не уступал, – продолжает Мэтти. – Он был умнее всех.
Прилив гордости.
– Не то чтобы для этого много было нужно. Все они придурки! – фыркает Мэтти.
– Имя Хэмиш О’Нил что-нибудь вам говорит?
– Хэмиш О’Нил? – переспрашивает он, хмурясь, словно это какая-то проверка, а он ее завалил. – Нет, ничего.
Я стараюсь не выдавать разочарование.
– Но был Хэмиш Боггс. – Мэтти искренне старается помочь. – Старший из мальчиков.
Я киваю, мысли кружатся. Я ведь и не вспоминала старшего брата отца, его имя никогда почти не упоминалось.
– Да, о нем я слышала. Он дружил с папой?
– Хэмиш? – переспрашивает он с удивлением, словно и не думал о пасынке с тех пор, как тот умер. – Фергюс к нему так и лип. Всюду за ним бегал как собачонка. Брось ему Хэмиш палку, Фергюс бы ее в зубах принес. Видишь ли, Хэмиш был пройдоха. Тупой, как все они, но хитер. Он всегда умел выбрать самого умного, кто окажется рядом, и прибрать его к рукам. Как твоего отца. Их мать из-за этого вечно переживала.
Для меня это новость. Я настороженно выпрямилась.
– Самое правильное было – не подпускать Хэмиша к младшим. Я все время Молли это твердил.
– А она?
– Ну, в итоге же он умер, так? – Мэтти свирепо расхохотался, но, когда я не последовала его примеру, постепенно оборвал смех. – По заслугам получил, вот что я тебе скажу! – И он даже пальцем погрозил для убедительности.
– Как он умер?
– Утонул. В Лондоне. Кто-то его поколотил, он ни хрена не соображал и свалился в реку.
– Ужасно! – задохнулась я. О его смерти я и раньше знала, но никаких подробностей. Никогда не спрашивала. Почему?
Мэтти посмотрел на меня, удивляясь, что кому-то эта смерть спустя столько лет может показаться трагической. Для него Хэмиш давно уже не живой человек. И он все никак не мог сообразить, зачем я к нему пришла.
– Папа горевал о смерти брата?
Мэтти подумал, слегка пожал плечами.
– Ему пришлось опознавать тело. Слетал в Лондон, один. Энгюс тоже хотел, но не мог же я послать сразу всех своих работников в Лондон. – Он слегка возвысил голос, словно и сорок лет спустя продолжая спор, можно ли отправить мальчишку одного. – Ага, ему, конечно, тяжело пришлось там одному. Его мать сильно волновалась. Впервые так далеко, и один, и смотреть на мертвого брата, но ему пришлось, потому что власти решили, будто это он помер.