– Неужто Васса успела напакостить? – задумчиво произнес ведьмак. – Ладно, проверим.
Они с князем тоже миновали ворота, возле которых Маньяк слегка задержался, после чего, нагнав Константина, тихо шепнул ему на ухо:
– Проказничает наш колдун. Сам страсти на людей нагоняет.
– То есть как? – не понял князь. – Лошади же и впрямь не шли, а он возле ворот походил, руками поводил, и все хорошо стало.
– А ведомо тебе, чего они испугались?
– Колдовства, наверное, – неуверенно предположил Константин.
Недавнее событие в церкви произвело на него сильное впечатление. После такого поверишь во многое, на что и обратил внимание ведьмак, попрекнув Константина:
– Ну и напарничка мне Всевед послал. То ни во что не верит, даже в Веселый лес, а то сразу в веру слепую ударился. Промежду прочим, это колдовство ты и сам мог бы запросто совершить.
– Я?!
– Да любой. Важность свою колдуну показать вздумалось да нужность, вот он и пакостит втихомолку, да сам же за собой и подчищает. А и всего-то надо столбы ворот слегка салом медвежьим промазать. У лошади-то нюх славный, с человечьим не сравнить. Они медведя вмиг почуяли, вот и заупрямились, не пошли.
– А потом почему успокоились?
– У него в руках головка чеснока была. Он когда по местам с медвежьим салом ладонью своей водил, так этим чесноком все там изгваздал. Запах-то у чеснока сильный, вот он и забил медвежью вонь. Потому кони сразу и угомонились. У меня, княже, нюх, пожалуй, поострее лошадиного, вот я и разобрал сразу как да что.
Свадьба еще не началась, когда они с Константином появились во дворе тиуна. Прочие гости терпеливо сидели за длинным, наспех сколоченным столом, не прикасаясь к выставленным яствам.
Усевшись на опасно гнущуюся лавку и поерзав на ней несколько минут, Константин шепнул на ухо ведьмаку:
– А кого ждем?
Тот насмешливо хмыкнул и шепнул иронично:
– Дорогого гостя, Тимофей свет Грибича.
– А это кто ж такой важный?
– У-у, – протянул ведьмак. – Важнее некуда. Да ты его видел сегодня в церкви.
– Я? – удивился Константин.
– Ну а кто ж. Ты еще в него прутом рябиновым всю заутреню тыкал.
– Так это?!.
– Тс-с, – прижал палец к губам Маньяк и кивнул в сторону распахнутых настежь ворот, возле которых стоял хорошо знакомый Константину старый мужик в овчинном полушубке.
Судя по всему, обход усадьбы тиуна завершился благополучно. Возле Тимофея свет Грибича вовсю суетился хозяин дома, держа в руке объемистую чару.
Молодые встали. Едва колдун приблизился к свадебному столу, как они тут же чинно поклонились подошедшему. Тот, не обращая на них никакого внимания, не говоря ни слова, повелительным жестом протянул свою опустевшую посуду хозяину.
Все так же угодливо улыбаясь, тиун щедро, до самых краев, наполнил его чару, выпив которую, Тимофей свет Грибич одобрительно крякнул, милостиво кивнул и сгреб с деревянного подноса, который держала хозяйка дома, хлебный каравай и деревянную солонку. Закусывать хлебом-солью он не стал. Вместо того колдун, зажав каравай под мышкой, отламывал от него маленькие кусочки, обмакивал их в соль и раскидывал в разные стороны.
Затем он, плюнув трижды в сторону леса, степенно зашел в терем тиуна.
– Посмотреть-то можно, что он там делает? – тихо спросил Константин у ведьмака.
– Да нет там ничего интересного, – зевнул тот. – По углам поглядит, дунет-плюнет в каждый, потом в одном ржи сыпанет, в другом – травки своей, а в прочих – золу.
– Зачем? – не понял Константин.
– Рожь от порчи, – пояснил Маньяк. – Траву во здравие молодых. Золу от пожара. Ну, там еще пол осмотрит, чтоб не сыпанул лиходей чужой своего порошка, в печку заглянет, хотя свадьба на дворе.
– И все?
– А тебе мало? – удивился ведьмак. – Погоди, сейчас спустится и молодых рожью обсыпать учнет, да через зипун переступать заставит, чтоб все порчи с невесты и жениха снять.
– А кто их напустил? Васса? – не унимался Константин.
– Да никто, угомонись, – буркнул Маньяк. – Надоел ты мне со своими расспросами, будто я видок какой. Я же вижу – чистые они. И он видит. Тимоха – колдун знатный. Но раз положено, так он честно все соблюдет. Мы с тобой у Вассы гостили, а он сразу после заутрени у тиуна на конюшне под хомуты заглядывал да лошадей по три раза обходил. И на венчание первым ехал. Невеста с женихом сзади.
– А почему?
– Тоже от порчи, – устало буркнул Маньяк. – На каждом перекрестке дорог он слово свое тайное сказать должен, чтобы без опаски до церкви доехать можно было.
– Так она совсем рядом, – продолжал недоумевать Константин. – Какие перекрестья-то?
Ведьмак засопел и укоризненно посмотрел на князя:
– Ты у меня прямо как дите малое. Должен же тиун перед всей деревней богатство показать, гордыню потешить. А назад путь иной надлежит выбрать, и тут сызнова все в руках Тимофея свет Грибича. Озлобится ежели, то так довезет, что… – Маньяк прервался на полуслове, махнув рукой и подытожил: – Куны свои колдун отрабатывает.
– Так ему еще и платят за это? – удивился Константин.
– А ты как думал? – воззрился на него с еще большим удивлением Маньяк – Само собой. Тиун ему еще и холста даст, и парой рушников шитых [74] одарит, да не простых, а с узором.
Тем временем колдун вышел из дома тиуна и все так же молча, грозно насупившись и не поднимая глубоко посаженных глаз, сопровождаемый почтительным молчанием остальных гостей, пошел к своему месту неподалеку от молодых.
Проходя мимо князя с ведьмаком, Тимофей, однако, нарушил молчание. Склонившись к уху Маньяка, он еле слышно спросил:
– Васса-то как там?
– Упокоилась с миром, – кивнул ведьмак и тут же с недоброй ухмылкой поинтересовался:
– Уж не ты ли ее в бане-то?..
Колдун мрачно засопел и буркнул:
– Дерзка была больно.
Больше он ничего говорить не стал, молча прошел на место и тяжело уселся на лавку. Заново наполненная чара уже нетерпеливо ожидала, когда ей воздадут должное.
Дальше поведение Тимофея свет Грибича ничем не отличалось от обычного. Разве что пил он намного чаще других да чавкал, закусывая, чересчур демонстративно. Ни одного слова от него Константин так и не услышал, а потом тот и вовсе свалился пьяный.
Впрочем, упасть на землю ему не дали. Соседи заботливо поддержали колдуна и, взяв под руки, довели его до повозки. Туда же тиун сложил все подарки, предназначенные за работу, и маленькую калиту с побрякивающим содержимым.