Она сложила черепки башенкой, отчего они стали похожи на древнюю многоуровневую пагоду, и, собрав все четыре конца тряпицы, завязала её узелком. Этого показалось ей недостаточным, она вытряхнула из холщёвого мешочка с верёвочной удавкой какой-то мелкий археологический «мусор» и поместила тряпичный узелок внутрь мешка, накрепко затянув удавку.
– Я пойду к песчанику одна. – Франсуаза выразительно посмотрела на Вернана. – Ничего не говори! – Упредила она его, готовые вырваться наружу возражения. – Буду ориентироваться по звёздам. Не волнуйся, не заблужусь. Так надо. Завтра Абенакр, наверняка, перевернёт весь лагерь. Отправляйся к себе и ложись спать.
Вернан ждал от неё прощального полуночного поцелуя, но она больше не обращала на него никакого внимания. Вздохнув, он вышел из её Шатра, буркнув «Спокойной ночи», и зашагал восвояси, почти раздавленный унынием.
Всё так и произошло. Наутро профессор обнаружил отсутствие сунской вазы. Вид у него был совершенно растерянный.
– Доктор де Кергье! (Абенакр больше не называл её Франсуазой) Как это могло случиться? Не могла же она просто испариться!
Однако профессор прекрасно понимал, что в сложившейся ситуации не стоило поднимать лишнего шума, это бы только повредило всей экспедиции. Наилучшим из возможных вариантов он счёл проведение скорейшего внутреннего расследования, которое должно было прояснить ситуацию с пропажей ценного артефакта до того, как к делу подключатся китайские инспекторы из комитета охраны культурного наследия Поднебесной. Под предлогом научного совещания он собрал после завтрака всех членов экспедиции отдельно от китайцев, которым объявил выходной. Они, похоже, не возражали.
Абенакру и в голову не пришло, что похититель с целью сокрытия своего преступления мог просто расчленить фарфоровую красавицу на кусочки, поэтому он считал нахождение вазы делом самого ближайшего времени. Куда её прятать в пустыне? Но проведя досмотр личных вещей всех членов экспедиции, он ничего не нашёл.
– Ты всё-таки расколотил её, а она помогла тебе её спрятать. – Феликс не спрашивал, а с досадным сожалением констатировал факт.
Ошибся он только в деталях, а Вернан этого даже и не скрывал, ему всё ужасно надоело. Он чувствовал себя крашенной деревянной шашкой в разметке какой-то дурацкой и непонятной ему китайской игры.
– Она вооон там, только я сам не знаю где. – Филолог равнодушно кивнул головой в сторону песчаника. – Хочешь, ищи…
– И что ты собираешься делать дальше? – Археолог чувствовал, что Вернан не врёт.
– А разве то, что я собираюсь делать, имеет хоть какое-то значение? – Он усмехнулся, как человек, которого в шестой раз за последние два дня приговорили к расстрелу.
– Значит всё она, – закачал головой Феликс, глядя в сторону песчаника, – ну и в переплёт ты попал, дружище.
Вернан равнодушно молчал, он услышал в голосе Феликса, несвойственные ему нотки сочувствия.
– Не бойся, я никому не скажу. Я же всё-таки твой должник. – Он сказал это так, что можно было подумать, это он снимает с Вернана бремя долга, а не наоборот.
– Да, мне всё равно… – Вернан зашагал от него прочь походкой Ноя, оставляющего навсегда в прошлом допотопный мир.
После 8 августа началось нечто невообразимое. Китайцы вели себя как пьяные муравьи, постоянно бегали, натыкались друг на друга, разбегались в разные стороны, чтобы столкнуться вновь и постоянно что-то кричали друг другу в лицо. Ни о какой работе не могло быть и речи. (При этом они не забывали в назначенный час требовать себе пищи). Абенакр в прямом смысле слова хватался за голову, и пребывал в полном отчаянии, безуспешно пытаясь вытребовать у своего транзисторного приёмника, хоть каких-то сведений о случившемся. Единственное, что ему удалось понять из противоречивых сообщений Гонконгского радио, так это то, что Мао, проснувшись на днях поутру радостно, но недобро расхохотался. Что это означало, Абенакр узнал совсем скоро.
Прибывший в тот же день (9 августа) на место раскопа местный чиновник в сопровождении разнузданных сельских «пролетариев», потребовал сдать все до единого (!) артефакты, независимо от их состояния и возраста, для последующего их полного уничтожения (!). Экспедиции предписывалось в 48 часов покинуть территорию Китайской Народной Республики. Спорить с ними было бесполезно. В недобром смехе великого Мао недвусмысленно прозвучала прямая угроза всему многотысячелетнему прошлому Империи. Чиновник уехал, оставив на месте своего заместителя с несколькими хунвейбинами, для надзора…
Выкопать и вывезти фарфоровые черепки во Францию так и не удалось (за всеми перемещениями зорко наблюдали хунвейбины). Но, самым удивительным во всей этой истории было то, что если бы Франсуаза не решилась тогда разбить и спрятать вазу, это сделали бы вместо неё выросшие из земли, как сорняки после дождя революционеры. Причём они бы это сделали самым безжалостным и безнадёжным образом. Тогда уж ей точно пришёл бы конец, а так… А так, осколки вазы, возможно, до сих пор скрывались в буром песчанике, и ждали своего часа.
Вернан открыл глаза, старик-одуванчик с маразматическим весёлым любопытством поглядывал на него, как будто ничего и не произошло.
– Вы уж простите меня, старого дурака. По инструкции, нужно было сначала дать Вам немного нашатырного спирта, но я от волнения запамятовал.
С этими словами старик показал, лежащему на спине Вернану маленький напёрсток, а в другой руке он держал какую-то мелко исписанную бумажку, должно быть, инструкцию. Никакого волнения или раскаяния на его блаженном лице Вернан не заметил.
– Ну, вот и хорошо. – Подбадривал его хитрый старикашка, помогая подняться с пола.
Придя в вертикальное положение он, первым делом, взглянул на стеллаж. Укротитель предпочтений лежал на прежнем месте совершенно целёхонький, будто его никто оттуда и не доставал. «Ловко!».
– Сильная вещь. – Подтвердил Вернан, потирая затылок.
О своих, нахлынувших воспоминаниях молодости рассказывать старику он не собирался, как и дискутировать на тему, было ли то, что с ним произошло укрощением его предпочтений, или же только странной избирательной активацией памяти.
– Я рад, что Вы тоже смогли оценить этот дивный музыкальный инструмент. – Искренне порадовался за него старик.
«Музыкальный инструмент? Интересно, сколько раз мне нужно дать этой погремушкой по голове, чтобы я стал таким же, как он?».
– Но, ваши ноги принесли Вас сюда не за этим, так ведь?
Ноги, Ваза, Китай, Раскопки, Франсуаза, Бутылки, Жоли… В его мозгу поднялся какой-то мусорный вихрь. Если всё вместе складывать, то, видимо, не за этим. Вернан кивнул.
– Пожалуйте сюда, – Одуванчик завёл его в небольшую комнату, похожую на ремонтную мастерскую. – Может быть, здесь вы найдёте то, что вам нужно. – Теперь он беспрестанно раскланивался как расчувствовавшийся капельмейстер.