– Не дождались ужина, Смит?
Тот даже как будто не сразу заметил полицейского.
– Ах, простите, мистер Кроуз, – спохватился он, принимая вертикальное положение, – дурацкая привычка. Ничего не могу с собой поделать! Как только я натыкаюсь на какую-нибудь любопытную загадку, так тотчас же у меня разыгрывается зверский аппетит!
– Что-нибудь кроме волшебной флейты? – сострил инспектор.
А сам подумал, что в таком случае его постоялец должен был бы поглощать пищу беспрерывно, с тех пор, как покинул пределы монастыря Тяо Бон.
– Ну что Вы! Флейта – это безусловное чудо, тут и думать нечего! Мои мысли заняты исключительно фрагментом рукописи, который Вы мне поручили перевести.
– Возникли какие-то трудности? – отстёгивая накладные манжеты, осведомился Кроуз.
– Да, как бы сказать, переводить текст было, в общем-то, несложно, но у меня создалось впечатление, что в середине текста выпущен какой-то важный фрагмент, точнее два фрагмента!
«Интересно, откуда взялся второй?» – удивился инспектор, приглаживая волосы перед старинным зеркалом, закованным в почти музейное бронзовое литьё. Но постарался не подать виду.
– А вот, взгляните сами, – подпрыгнул коммивояжёр, быстро вскакивая с дивана и стряхивая со своего сюртука крошки от сэндвича.
Джозеф Кроуз взял из рук переводчика два исписанных нервным, изломанным подчерком белых листа бумаги. Перевод отрывка текста, где Ся Бо писал о соотношении логики и психологии в псевдослучайных играх был выполнен Лемюэлем Смитом, если не считать небольших стилистических расхождений, почти тождественно переводу Ляо, и заканчивался словами: «В как бы случайных играх достаточно логики, но следует ловить рыбу в карповом пруду, а не забрасывать удочку в лужу». Это показалось инспектору несколько прямолинейным, у Ляо данная концовка выглядела намного изящней. Однако, смысл текста в редакции Смита, в целом, оставался идентичным.
Дальше в оригинальной рукописи следовал отрывок на английском языке «Камень – Ножницы – Бумага», который Кроуз благополучно удалил. А после него Ся Бо, как известно, сообщал об открытых им Универсальных Принципах Выигрыша: «Играя много лет в самые разные игры, я пришёл к формулировке нескольких Универсальных Принципов Выигрыша. Приведённый пример, как нельзя лучше иллюстрирует один из них…».
Инспектор с замиранием сердца приблизил к глазам второй лист, но каково же было его разочарование, быстро сменившееся ещё более сильным удивлением, когда он обнаружил там, как и в переводе Ляо, вместо обещанных принципов, всё тот же, хорошо ему знакомый фрагмент об игре в «Дурака»!
Джозеф Кроуз в полной растерянности посмотрел на переводчика, протягивая обратно ему листы, будто этим жестом спрашивал: «что это такое?! где?!». Но коммивояжер истолковал этот немой вопрос по-своему.
– Вы заметили? – торжествующе спросил он. – Два разрыва! Во-первых, Патриарх Тлаху пишет английскими, в смысле, латинскими буквами: «Приведённый пример как нельзя лучше иллюстрирует один из них», имея в виду какие-то «универсальные принципы выигрыша». Но ведь никакого конкретного примера в данном тексте просто нет! Как и обещанного универсального принципа выигрыша!
– Так, что же это получается? – Кроузу и самому срочно потребовался персидский диван. – Девчонка, которую я подозревал в тайном коварстве здесь вообще не причём?! Просто Ся Бо в этом месте действительно ничего не написал?
– Я Вам говорил, мистер Кроуз… Вы разочарованы, мистер Кроуз? Патриарх Тлаху – очень хитрый и умный человек! А что покойная переводчица? Вы прежде сталкивались с чем-то подобным? – стрекотал без умолку коммивояжер, пока инспектор в который раз за сегодняшний день обдумывал, каким образом к общей картине произошедшего присовокупить, вновь открывшиеся весьма удручающие обстоятельства.
– Да, помолчите, Вы, ради Бога! – полицейский, не скрывая раздражения, наконец, оборвал немолчный гомон Смита.
– Хорошо, хорошо, я просто хотел… – коммивояжер умолк как ребёнок, которого обидели глухим и чёрствым непониманием.
«Что касается рукописи, теперь уже можно играть в открытую. Пусть этот паяц окончательно уверится в том, что я снял с него все подозрения в совершении убийства Ляо, а там посмотрим… Неплохо было бы ещё выяснить, что он думает по поводу произвольной последовательности, в которой она переводила записки Ся Бо…» Кроуз прекрасно помнил, что в её переводе первый английский фрагмент обнаруживался после 5-го, а четвёртый – после 1-го. В то время как в оригинале все они располагались в порядке естественной последовательности натурального ряда чисел.
Инспектор вдруг снова вспомнил о чудесной флейте из саквояжа Смита, выдумывавшей, каждый раз новые мелодии.
– Ну, полно Вам, Смит, не дуйтесь, – (на коммивояжера было жалко смотреть). – Признаюсь Вам откровенно, – Кроуз предложил ему присесть рядом с собой на персидский диван, – я хотел проверить, не скрыла ли умышленно от меня Ляо некоторые важные детали текста, а заодно мне нужно было окончательно убедиться в Вашей, дорогой Лемюэль, компетентности и лояльности.
– Вы подумали, что она скрыла от Вас эти Универсальные Принципы?
– Теперь Вы понимаете моё разочарование тем, что я увидел?! – драматически воскликнул инспектор. – Вы просто обязаны извинить мою несдержанность.
– Да нет, это как раз я был несдержан и совершенно неделикатен со своей глупой болтовнёй! И не возражайте! Я знаю, мистер Кроуз, за мной водится такой грешок, – расчувствовался в ответ коммивояжер.
Дав ему вполне выговориться, Джозеф Кроуз решил, что можно спросить о главном.
– Скажите, Лемюэль, я ведь ничего не понимаю в этой «китайской грамоте», почему, как Вы думаете, девушка не стала переводить рукопись последовательно, с самого начала, сославшись на некие непонятные трудности построения текста. Более того, она сказала, что записки Ся Бо каким-то образом хитроумно зашифрованы. Это, в самом деле, так?
– Неужели? – теперь настала очередь Смита выказать своё удивление. – Я ведь просмотрел рукопись только весьма бегло, а Вы, в свою очередь, мистер Кроуз, предоставили мне для перевода лишь небольшой её фрагмент. Признаться, я ничего такого не заметил, – коммивояжёр немного помялся, – однако чтобы высказаться по этому поводу более определённо, мне нужно ознакомиться с записками Патриарха Тлаху целиком.
– О да, конечно! Я понимаю Вас, – подытожил Кроуз, поднимаясь с персидского дивана. – Давайте поступим так: рукопись будет находиться полностью в Вашем распоряжении, а Вы попытайтесь перевести её сначала и до конца, забыв всё, о чём я Вам только что здесь говорил.
– Великолепно! Только так я, возможно, смогу помочь Вам, мистер Кроуз! И, кроме того, как Вы совершенно справедливо заметили ранее, может быть, смогу узнать и кое-что для себя полезное о замыслах и намерениях Патриарха Тлаху.
– Джозеф, я же говорил, называйте меня просто Джозефом…
Инспектора несколько насторожила такая подчёркнутая высокопарность и удивительная покладистость своего нового переводчика, но он решил пока не придавать этому большого значения. «Служба в полиции сделала меня излишне подозрительным ко всяким мелочам, – думал Кроуз, угощая коммивояжера крепким индийским чаем с молоком. – Что тут удивительного? Я продемонстрировал ему своё доверие, открывшись в своих сомнениях по поводу переводов Ляо. В конце-концов, он это оценил – любопытный и немного восторженный чудак».