Поняв, что может идти, Бентли привстала. На столе осталась ее наполовину недопитая чашка чая. Я махнул ей, призывая сесть обратно.
– Ничего страшного, – искренне заверил я ее. – Я вполне могу сделать это со своего терминала, – мне иногда кажется, что Бентли считает меня безнадежно отставшим от времени стариканом. Я нажал на экран, и компьютер неохотно ожил. Терминалы нам поставляет тот же подрядчик, что установил печально известную систему ТрансНет. Они ужасны. На экране медленно всплыли значки. Я нажал на «Данные». Затем нажал еще раз. И наконец смирился с тем, что компьютер безнадежно завис.
Дома я привык по любому поводу обращаться к планшету и делал это постоянно. Теперь же я брал его в руки спасибо если раз в день. Приходилось полагаться на собственные извилины. Я даже немного этим гордился. Чувствовал себя независимым. И все же было бы неплохо, работай системы нормально, когда требуется.
Бентли уже встала и направилась к двери.
– Возможно, будет лучше, если я найду эти данные для вас, – мягко предложила она.
Нет, она точно считает, что я уже вышел в тираж. В чайнике хватало чая еще на чашку, и я налил себе остатки. И даже не успел допить, когда Бентли вернулась с папкой, где в печатном виде хранились данные 428-го. Я устроился поудобнее и принялся внимательно читать, допивая чай. Но уже через несколько страниц я перестал читать внимательно и лишь мельком проглядывал текст, а затем с отвращением отбросил папку от себя.
Я взял чашку, но чай уже остыл. С этим я тоже не мог смириться.
Я понял, что Бентли все еще в комнате и с любопытством наблюдает за мной. Она во многом похожа на Караульных – безмолвная, твердая и мрачная. Но я, конечно, никогда ей об этом не скажу. У Бентли есть чувства, я уверен в этом. Где-то в глубине души. Она очень обидится.
– Вы прочли о преступлениях Доктора? – спросила она.
– Заключенного 428, – отрезал я. Он больше не заслуживал имени. Я брезгливо подтолкнул папку к ней. – Убери это.
Мой планшет перезагрузился, и с его помощью я подключился к видеонаблюдению в камере 428-го. Она была такой же скромной, как и все остальные помещения для содержания заключенных. Койка, чтобы сидеть и спать. Дверь. Никаких окон, потому что смотреть все равно было не на что. Видеть звезды и космос разрешалось только стражам. Заключенные видели лишь стены и друг друга. Все камеры были стандартного размера, хотя те, что на Шестом уровне, возможно, немного поменьше. И все же комната 428-го казалась тесной, словно он заполнял собой все пространство.
428-й бродил туда-сюда, дергая свою оранжевую униформу, словно пытался превратить ее из бесформенного тряпья во что-то более нарядное. Помимо оранжевого, никаких других цветов заключенные не видели, и, поскольку он был везде, со временем они переставали обращать на это внимание.
Я неверяще уставился на него. Так значит, вот он – человек, который… Я покачал головой. Даже думать о его преступлениях было невыносимо. Я его ненавидел. С моей стороны это было крайне непрофессионально, но я его ненавидел.
Я задался вопросом, когда 428-му надоест бродить. Рано или поздно всем надоедает. В моем детстве у нас еще были зоопарки. Заключенные напоминали мне животных, которые там жили – они ходили туда-сюда по своим клеткам, словно надеясь стереть в пыль пол и решетки, пока наконец не смирялись со своей участью.
Заключенный 428 еще не сдался. Еще не понял, что из Тюрьмы ему никогда уже не выйти.
Я приблизил изображение к лицу 428-го, пытаясь прочесть на нем его злодеяния. Мы были примерно одного возраста, но его черты, казалось, растягивались под грузом вины, будто пытаясь вынести несколько веков усталости и злобы. Это было властное лицо. Не особенно красивое, но определенно незабываемое. На ум пришла мысль, от которой по спине побежали мурашки, – возможно, это лицо было последним, что видели многие из его жертв перед смертью. Не закат, не прощальные улыбки близких, а это лицо, растворяющееся во мраке, как умирающая звезда. Я вздрогнул.
Я поклялся себе, что во что бы то ни стало заставлю его поплатиться за содеянное.
Сигнал тревоги привел меня в чувство. Задумавшись, я с головой ушел в свои мысли, а это всегда ошибка. В Тюрьме много работы, и для Управителя витать в облаках – не дело. Даже когда все спокойно.
Я снова посмотрел на изображение с камеры и вздрогнул. Казалось, 428-й смотрит на меня прямо сквозь объектив. Эти глаза. Ужасы, которые видели эти глаза.
Я поспешно отсоединился. И тут завыли сирены.
У нас в Тюрьме много сигнализаций. Какая бы ни сработала – это всегда плохо, и все они напоминают крики заблудших душ. Это был не леденящий кровь вой «Побег заключенного», но все же звук достаточно душераздирающий. В последнее время мы часто его слышали.
Бентли резко постучала в дверь моего кабинета и сразу вошла.
– Отказ систем, – громогласно объявила она. Мы оба и так это знали, но, согласно тюремному регламенту, Управителя необходимо было уведомить. Я кивнул и встал.
Вместе мы дошли до Станции Управления, где Караульные безмолвно скользили от терминала к терминалу. На экранах высвечивалась каждая камера, каждый коридор, каждая секция Тюрьмы. Огромная карта астероида. По идее, мы должны были увидеть, где произошел сбой, но вместо этого изображение на некоторых экранах заслонила надпись: «Обновление… Обновление…» Никакого с них толку.
Систему выявления неисправностей нам обеспечил другой подрядчик, не тот, что предоставил планшеты и ТрансНет. Очевидно, друг с другом они не ладили и с работой в равной мере не справились.
Я наблюдал, как Бентли быстро перемещается в толпе Караульных и отдает команды стражам-людям. Ах, вот бы все в мире были так же полезны, как Бентли. Ну разве что немного добрее. Самую чуточку. Так или иначе, в трудную минуту Бентли была нашей единственной надеждой.
На самом же деле мы мало что могли сделать. Эти отключения систем происходили все чаще, и никто не знал, в чем причина. Обычно они длились от трех до пяти минут, а затем все приходило в норму. А пока выли сирены, Бентли со своей командой должна была следить, чтобы ни одна из основных систем не пострадала. Она велела нескольким Караульным обнаружить первопричину неполадок, но они до сих пор ничего не нашли. Зато прекрасно наловчились действовать во время этих чрезвычайных ситуаций: перераспределять ресурсы на ходу, проверять исправность замков, поддерживать работу системы герметизации, стабилизировать окружающую среду. Порой это означало, что ужин будет сыроват, сила тяжести – маловата, а воздух слегка несвеж. Но пока что ни на какие серьезные жертвы нам идти не приходилось.
Однажды вечером мы с Бентли в общих чертах наметили кое-какие чрезвычайные меры. Точнее, я высказал кое-какие идеи, а она выслушала, сказала: «Если позволите…» и все исправила. Но мы подготовились. Просто на случай, если все станет совсем плохо и расходы энергии не удастся быстро восполнить. Разговор выдался нелегкий. Мы условились, что начнем принимать эти меры, если перебой в работе системы продлится семь минут. Это будет конец. Мигающий красный секундомер отсчитывал длительность отключения.