– Не надо так, Варвара Валерьевна. Все закончилось. Сейчас я позвоню – и за нами приедут. Все будет хорошо.
Через десять минут вокруг меня уже суетился Володя, которого Слава позвал в дом и попросил посидеть со мной. Связанного Невельсона, так и не пришедшего в себя, они выволокли в коридор и для надежности привязали там к перилам лестницы. На затылке у Славы вздулась огромная шишка, которую он то и дело трогал рукой и вздыхал:
– Вторая башка выросла, ну надо же…
– Надо… холодное… – пробормотала я, но телохранитель только отмахнулся:
– Ой, да лежите вы! Сейчас в больницу поедем, вам лоб зашить надо.
Через час приехал Туз и забрал меня, оставив Славу и Володю разбираться с полицией. Я лежала на заднем сиденье машины и молчала, а Туз всю дорогу распекал меня за беспечность.
– Я не знала, что он там! – наконец устала от его претензий я и села. – Кто мог подумать?
– Скажи спасибо, что домой не по частям едешь! – не остался в долгу Туз. – Короче, Варвара, план такой. Я тебя сейчас упрячу в один санаторий. Ты там отлежишься недельки три, нервишки подлечишь, лицо в порядок приведешь. И это… Валить тебе надо.
– Куда?
– Из страны. Совсем. Я помогу. Если не хочешь, чтобы затаскали по судам и следственным экспериментам – надо уехать. Через пару лет все уляжется, захочешь – вернешься.
– Пару лет?!
– А ты что думала? Дело громкое будет. И тебе для твоей карьеры это вообще не нужно. Ты девка не бедная, денег у тебя и своих полно, да и от Руслана осталось. Вот бери все – и уезжай. Все, разговор окончен, – хлопнув ладонью по приборной доске, подытожил Туз.
Ошибаются те, кто думает, что Ад и Рай ждут нас после смерти; они с нами в каждый момент этой жизни.
Анхель де Куатье
Я провела три недели в клинике неврозов в Подмосковье. Отдельная палата, бесшумно передвигающиеся медсестры, предупредительный и внимательный врач, осенний лес вокруг и – тишина. Постоянная тишина, больше не пугавшая меня, как раньше. Я гуляла, когда позволяла погода, или проводила пасмурные дни в просторном холле с книгой, расслаблялась на массаже и косметических процедурах и пыталась не думать о том, что произошло со мной. Я не интересовалась дальнейшей судьбой Невельсона, никому не звонила и была рада, что мне тоже никто не звонит. Да и кто мог мне позвонить? Бабушка? Она не знала, где я. Светик? У него теперь новая жизнь. Аннушка? Она и не знала, и явно еще обижалась на меня за то, что я разрушила ее отношения с Габриэлем. Больше у меня никого не было. Наверное, иногда так даже лучше – легче пережить какие-то моменты. Моя голова постепенно приходила в порядок, я стала гораздо спокойнее спать ночами и почти избавилась от ночных кошмаров. Пару раз приезжал Слава, привозил журналы, книги, подолгу гулял со мной в большом парке при санатории. Он ничего не рассказывал – а я ничего и не спрашивала, просто не хотела знать. В конце концов – какая мне разница, на какой срок угодит в тюрьму убийца? Это неважно. Важно другое – что мне дальше делать со своей жизнью. Я вдруг поняла, что больше не хочу заниматься карьерой – к чему? Достигнув определенных высот, я осталась совершенно одна. Есть вершина, которой я достигла, но на этой вершине я одна – и некому даже порадоваться за меня, за мои достижения. Зачем мне это все? У меня достаточно денег, чтобы провести остаток жизни в праздности, так почему я не могу этим воспользоваться? Можно уехать куда-нибудь к морю, сидеть на террасе собственного дома и наблюдать за тем, как проходит жизнь. Не самая плохая перспектива. Меня больше ничего не держит в этой стране…
Однажды все-таки появилась Аннушка, и я поняла: ей позвонил Слава – он очень интересовался тем, что подруга не навещает меня. Она приехала с большим букетом моих любимых лилий, с полным пакетом фруктов и таким виноватым выражением на лице, что мне стало ее жаль.
Аннушка теребила кончик косы и боялась смотреть мне в глаза.
– Ань, ну что ты? Я же не умерла, у меня все в порядке. Только шрам вот теперь на лбу, но это ведь ерунда, – сказала я, обнимая ее.
– Вечно ты, Варька… Почему ты не можешь, как все люди? Жила бы спокойно…
– Ты знаешь, а ведь ты права. Вот я выйду отсюда – и заживу, как все, спокойно.
– Ты не сможешь, как все, – возразила подруга, держа меня за руки, – ты устроена иначе. И… спасибо тебе. Ты мне в очередной раз не дала глупостей наделать. Прости, что сразу не поверила…
– Ань, не надо. Это такая мелочь.
Аннушка поправила сползающий с плеча свободный свитер грубой вязки и спросила:
– Ты вообще как себя чувствуешь? Вид у тебя не того…
– Я стараюсь ни о чем не думать. Знаешь, оказывается, это не так уж плохо – не думать. Встала утром, поела, процедуры сделала – свободна. Пообедала, поспала, погуляла – опять свободна. И так до ужина, а там уже и ночь. Овощное существование.
– Я тебя не узнаю, – призналась подруга.
Мы с ней брели по парку, было удивительно тепло, и даже голые ветки деревьев не раздражали. Тут и там попадались навстречу такие же гуляющие с родственниками пациенты, и Аннушка то и дело настороженно оглядывалась.
– Ты что – боишься, что нападут? – поддела я. – Так не бойся – клиника неврозов – это не совсем сумасшедший дом.
– Нет, я не потому, – начала оправдываться она, но я перебила:
– Да ладно, какая разница. Как у тебя дела?
– Вышиваю в свободное время, увлеклась, знаешь ли. Только денег уходит на это увлечение – не представляешь. Зато так успокаивает…
– Ну, каждому свое.
– А про Габриэля ты оказалась совершенно права, – снова вернулась к своему, видимо, наболевшему, Аннушка. – Оказывается, он не меня одну так обвел вокруг пальца, таких дур – десятка два, только помоложе. Знаешь, такие богатые дочки влиятельных папочек… Влюблялись, голову теряли, деньгами его снабжали… Хорошо, ты его так быстро раскусила.
Я не стала углубляться в эту тему – не видела смысла. Читать мораль взрослой женщине не имеет смысла, а тыкать ее тем, что не умеет разбираться в людях, как-то жалко – это умение дано не всем. А что изменится от моих слов? Аннушка все равно будет обжигаться до тех пор, пока не пересмотрит свое отношение к мужчинам и не перестанет выбирать в любовники тех, кто ей абсолютно не подходит.
– А вообще… Шла б ты замуж за моего Димку Кукушкина, – внезапно сказала я. – А что? Парень он видный, теперь еще и при собственном бизнесе будет, словом, пойдет далеко. Отличная пара тебе.
Аннушка остановилась:
– Какой бизнес? Он от тебя уходит, что ли?
– Я. Я от него ухожу, Аннушка. От него – и от всех. Уезжаю я.
Вяземская опустилась на стоявшую рядом скамью и потянула меня за край кардигана:
– Ну-ка, сядь! Что значит – уезжаю? С кем? Куда?