— Вас не раздражает музыка? — спрашивает Стив.
— Раздражает?
— Да.
— Ну что вы. Совсем нет.
Стив кусает нижнюю губу.
— Вы еще и ногти грызете? — спрашивает Анук.
— Не понимаю, о чем вы говорите…
— Тот, кто кусает губы, часто грызет и ногти. Так говорят.
— Я не грызу ногти, — отвечает американец. — У нас не принято делать замечания другим…
— Простите, — говорит она. — Я сказала, не подумав, только для поддержания разговора. По-французски это называется — чесать языком.
— В Америке не чешут попусту языком, — говорит он. — Для этого нет времени.
Они быстро спускаются по лестнице. Затем они проходят мимо служащей, раздающей посетителям бесплатный план музея.
— Сюда, — произносит Стив. Он ведет ее по длинному коридору. Они входят в кафетерий.
Анук встает в очередь за продвигающимися вдоль прилавка людьми, которые заполняют подносы блюдами с едой. Конечная остановка ждет их у кассы.
— В Америке всегда приходится ждать… Нельзя пройти без очереди.
— Один кофе, — говорит Анук раздатчице кафетерия.
Секунду спустя она стоит с чашкой кофе в руке перед кассой.
Анук делает вид, что ищет деньги.
— Оставьте, — говорит Стив. — Это недорого стоит. Я заплачу.
Они устраиваются за маленьким столиком. Вокруг много народа. Некоторые едят горячее уже с утра.
— Сахару… — предлагает Стив.
Анук кладет сахар в чашку.
— Во Франции тоже пьют много кофе. Однако он более крепкий… Ваш кофе… Однажды я был в Париже… В Латинском квартале… Сен-Жермен-де-Пре… Красиво. Я жил в отеле на улице Гарп.
— Вы учились во Франции? — спрашивает Анук.
Она не знает, о чем говорить со столь любезным собеседником.
— Я провел полгода во Франции. Меня туда посылала армия… На курсы усовершенствования.
— Чем же вы занимаетесь в жизни?
— Служу в одной фирме, — говорит он. — Раньше было интереснее работать. И денег я зарабатывал намного больше. А ваш муж? Чем занимается он? У него, должно быть, высоко оплачиваемая должность, раз он может привезти вас в Вашингтон… И поселиться в таком дорогом отеле…
— Вы тоже остановились в этом отеле, — говорит Анук.
— Только на одну ночь. И только потому, что я не нашел свободного номера в других отелях. Тридцать пять долларов за одну ночь — это мне не по карману…
— Мой отец оплатил поездку, — говорит Анук.
— Если он располагает такими средствами, — произносит американец, — то это весьма мило с его стороны. Не всякий способен на подобное… Вы сказали, что он торгует картинами…
— Да…
— Отличное занятие… Где находится его магазин? В каком квартале Парижа?
— Рядом с Сеной, — говорит Анук. — На левом берегу.
— Конечно, на левом берегу. Все студенты покупают там репродукции знаменитых картин… Он торгует также рамами или же только одними репродукциями?
— Нет, рамами он не торгует, — говорит Анук.
Она вспоминает, что ручки дедова гроба были сделаны согласно его завещанию из чистого золота.
«По крайней мере, — сказал дед после того, как его разбил паралич, — мой сын будет проливать искренние слезы, когда будет идти за моим гробом. Его горе будет поистине безутешным. Внучка, твой отец — мелкий лавочник в душе. Если он увидит, что вместе со мной в землю зарывают целый килограмм чистого золота, он упадет от жадности в обморок».
Она смотрит на американца. Этот парень ничего не знает о ней. Он видит перед собой лишь молодую француженку, которой чудом удалось попасть в Вашингтон. Она ничем не отличается от своих молодых соотечественниц.
— Я получаю тысячу пятьдесят долларов в месяц. Из этой суммы надо вычесть налоги. У нас так много налогов… Ваш муж зарабатывает столько же?
— Наверное… Около того…
— Зарплату мужа надо знать… Если он получает столько, сколько получаю я, то ему повезло. И все-таки мне кажется, что он зарабатывает немного больше меня, раз он может привезти вас в Вашингтон. У вас имеется своя машина? Дороти ездит на своей…
— У меня совсем маленькая машина, — говорит она.
Американец склоняется к ней. Он кладет свою ладонь на ее руку.
— Я даже не знаю вашей фамилии…
У нее перехватывает дыхание. Она не чувствует ног под собой. Стив нарушил ее душевное равновесие. И не важно, говорит ли он о своей заработной плате или же о бровях своей драгоценной Дороти. Анук закрывает глаза. «Хоть бы он сейчас поцеловал меня… на добрую память», — думает она.
— Почему вы закрыли глаза? — спрашивает Стив.
— Я хочу получше рассмотреть вас, — отвечает она по-французски.
— Я не понимаю вас…
Она продолжает по-английски:
— Это от разницы времени… Возможно, я устала…
— Допивайте ваш кофе и уходим отсюда… — говорит Стив.
— Я хочу еще кока-колу…
— Кока-колу? После кофе?
— Да. Мне хочется пить.
— Сейчас принесу…
Ему кажется странным, что можно пить один за другим два таких разных напитка.
Анук смотрит ему вслед. Он становится в хвост очереди, которая кажется еще длиннее. Ее сердце колотится в груди. Она зажигает сигарету. Она не отрывает глаз от Стива. Он пошел за кока-колой для нее. В этот короткий отрезок времени он принадлежит только ей. Каждый его жест. Вот он приближается к прилавку. Его рука потянулась за бутылкой кока-колы. Чернокожая женщина открывает ему бутылку. Он осторожно зажимает бутылку в ладонь и продолжает двигаться вперед вдоль прилавка. Вот он, наконец, подходит к кассе и расплачивается. Он возвращается к ней. Он идет через весь зал. Сейчас он похож на угловатого подростка. Когда он неловко опускается на стул рядом с ней, девушка чувствует, как ее сердце разрывается от нежности к нему. Он улыбается. «Извините», — произносит Стив по-английски. Его мягкая манера говорить не соответствует исходящей от него энергетике. Как было бы здорово превратиться на секунду в маленького пушистого зверька, чтобы он приласкал ее и спрятал на своей груди. Хватит! На чужой каравай рот не разевай! Считай этот день подарком судьбы…
— Ваша кока… — говорит Стив.
Она отпивает глоток и произносит:
— Мне кажется, что вам легко и приятно жить в этой стране.
Он усаживается поудобнее на стуле.
— Да, — говорит он. — Однако не всем так повезло, как мне. Когда я встретился со своим старым другом Фредом, то был потрясен. Я приехал повидаться с ним… Он — мой настоящий товарищ… И даже больше того. Брат… Больше чем брат. Он…