– Я не об этом, – покачал головой Виноградов.
Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:
– Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?
Самошина передернуло:
– Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!
– Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут – прямо с места событий!
– Каких событий? – Не понял Виноградов.
– Ну, не знаю, – засмущался журналист. – Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?
– Обязательно. С оркестром и с цветами!
Лицо у Асхабова было доброе, но Владимир Александрович предпочел отвести взгляд.
– Кто-то приехал?
– Сейчас посмотрим.
Хозяин выглянул в окно, на шум двигателей:
– Это Шамиль!
– Прекрасно. Как раз вовремя.
Рокот во дворе затих, и тут же одна за другой захлопали двери автомобилей. Со скрежетом открылся бронированный люк БМП, кто-то спрыгнул на землю, послышались гортанные реплики встречающих… Потом по крыльцу прогрохотали кованые подошвы, и в комнату вошел Шамиль.
Не то, чтобы он выглядел грязнее или хуже обычного. Но почему-то с первого взгляда стало ясно: минувшую ночь этот человек провел если и не в дороге, то во всяком случае под открытым небом.
Шамиль невесело обнялся со своим командиром, кивнул Виноградову, после чего сверкнул зеркальными стеклами на журналиста:
– Готов?
Владимир Александрович заметил, что очки у вошедшего старые, все с тем же потрескавшимся от удара покрытием.
– Да, можно ехать, – ответил Асхабов за всех по-русски. – У вас ведь вещей никаких?
– Никаких, – улыбнулся Самошин. – Саныч, ты тоже с нами?
Пока майор обяснял, что в аэропорту ему светиться никак нельзя, что о его существовании лучше нигде не упоминать и вообще – забыть напрочь, Шамиль о чем-то докладывал хозяину.
Разумеется, слушавший вполуха Виноградов не понял из их разговора ни слова. Но и без перевода можно было догадаться: вести оказались не слишком радостные.
– Старик, а как же ты сам обратно? Когда? – Потеребил майора за рукав Самошин.
– Скоро, – спохватился Владимир Александрович. – Вчера решили, что сначала отвезут вас к самолету. А потом уже и я: «Прощайте, скалистые горы…» Помнишь песенку?
– Помню. Горы эти, мать их душу! Но ты позвони сразу же, как вернешься. Договорились?
– Обязательно.
– Ох, Саныч, тогда мы с тобой… Мы с тобой, старик… Такое! – Самошин даже прикрыл глаза в предвкушении грядущей череды застолий. Теперь, после освобождения из бандитских лап, жизнь виделась ему одним сплошным праздником в лучах славы и профессионального успеха.
– Ну, счастливого пути! – Начальник республиканской гвардии оставил Шамиля и подошел к журналисту:
– Как говорится: не поминайте лихом!
– Ой, ну что вы… – пожал протянутую руку Самошин. – Спасибо. Спасибо огромное!
Уже на крыльце он попрощался с Владимиром Александровичем:
– Значит, как договорились?
– Конечно. Чтобы без неожиданностей…
Журналист не слишком ловко обнял Виноградова и пошел через двор, к прогревающей двигатели колонне.
– Доставит? – Майор показывал глазами на Шамиля, открывшего перед недавним заложником дверцу «нивы».
– Почему нет? – Усмехнулся Асхабов. – Вас же привез…
– Да, кстати! Удалось выяснить насчет той истории с минометным обстрелом? Кто на нас напал?
Собеседник поморщился и странновато взглянул на Владимира Александровича:
– Нет, майор. Но мы разберемся, так и передайте…
Водитель «нивы» подал звуковой сигнал.
Колонна из двух бронемашин, грузовика с гвардейцами и нескольких легковых автомобилей тронулась в путь – и вскоре исчезла за поворотом дороги.
– Значит, Шамиль пока никого не нашел?
Оба понимали, что имеется в виду.
Поэтому Асхабов покачал головой и вздохнул:
– Там тоже не мальчишки.
– Жаль. Большие деньги… Двести тысяч «зеленью»!
Собеседник открыл дверь дома и уже в коридоре обернулся к Виноградову:
– Майор, а вы уверены, что он того стоит?
Ответа не требовалось, но шагая вслед за хозяином Владимир Александрович искал – и не мог найти слова для того, чтобы уравновесить человеческую жизнь с чемоданом резаной и раскрашеной бумаги…
Остаток этого и почти весь следующий день Виноградов провел в ожидании.
Сначала пришлось немного понервничать по поводу Самошина. Сообщение о том, что спасенного журналиста и труп его напарника передали официальным российским представителям поступило только под вечер. Связь из-за грозового фронта была неустойчивая, но хозяин передал Владимиру Александровичу разговор с Шамилем: добралась колонна до Центрального аэропорта с опозданием, но без происшествий.
– Обратно в темноте не поедут. Там останутся.
– Почему? – Спросил майор.
– Людям отдохнуть надо… К тому же, ночью и в сильный дождь перевал опасен.
– Значит, – прикинул Виноградов, – ждать до завтрашнего вечера?
– Ну, может, чуть раньше.
– А кроме Шамиля меня никто до границы довезти не может?
– Вы же видите… – Хозяин подошел к окну и показал на почти пустой двор – Все ушли с колонной, здесь только резерв остался.
– Понятно. Позвонить-то хоть можно теперь? «Дяде Васе»?
– Разумеется! Почему только теперь? Разве я раньше запрещал? – Пока Виноградов по памяти диктовал номер, во взгляде начальника республиканской гвардии читалась неприкрытая издевка:
– Прошу, говорите…
– Алле, дядя Вася? – Прижал трубку к уху майор.
– Его сейчас нет дома, – ответил молодой женский голос. – Что передать, кто звонил?
– Это Володя. Племянник, блин! А когда он будет?
– Дядя Вася на выходные уехал. Так что-нибудь передать? – Заученно поинтересовалась далекая собеседница.
Владимир Александрович представил её себе – этакая телка в форме старшего прапорщика, посаженная дежурить на сутки среди коммутаторов, магнитофонов и секретных линий связи.
Да, действительно – сегодня суббота, у начальства либо банные посиделки, либо преферанс… Словом, заслуженный отдых в конце недели.