Пройдя всё это, Иван остановился возле лучников. Ощупав товар, он купил дюжину стрел с боевым оперением и сложил их в украшенный вязью юфтевый колчан.
– А чего так мало? – спросил Илья. – Ты ж говорил на две дюжины хватит.
– Лучше мы наконечников и пера возьмём, а стрелы сам сделаешь: я покажу. Оно надёжнее будет. Ведь тебе сейчас сколько ни дай, все в белый свет пустишь, пока приноровишься.
«Хитёр! – подумал Илья. – Железо и оперенье в походе не сделать, а вот стрелу деревянную я уж как-нибудь выстрогать сподоблюсь».
Кроме стрел, смышленый мужичок запасся двумя тетивами и каким-то диковинным турецким кольцом, назначение которого он пообещал объяснить позже.
* * *
Купив Бурушке два мешка пахучего сена и скребницу, заменявшую лошадям мыло и мочалку, Илья с Иваном пошли в сторону коновязи, где скучал богатырский конь. Но оказалось всё наоборот. Скучал вовсе не Бурушка, а двое незадачливых воришек, попытавшихся снять богатое седло. Воришки валялись на земле и жалобно постанывали. Один, видимо, подкравшийся сзади, был ударен богатырским копытом, а второй, решивший зайти спереди, был укушен богатырскими зубами.
Иван покачал головой и проговорил с укоризной:
– С такими лапищами надо землю пахать. А ну, кыш отсель, пока мы не осерчали.
Мужики удивлённо посмотрели на маленького Ивана, но заметив рядом Муромца, без лишних слов бросились наутёк.
– Вот это другой разговор, а то разлеглись, понимаешь, как баре, когда другие работают, не спамши! – погрозил им вслед маленьким, но крепеньким кулачком смышлёный мужичок. – А ты, мо́лодец, из всего вывод делай.
– Какой?
– Такой! – прищурив хитрый глаз, усмехнулся Иван и, ткнув пальцем в Бурушку, объяснил: – Никогда не стой позади лягающего и впереди кусающего!
– О-го-го! – радостно подтвердил умный конь, скаля огромные зубы и пробуя землю копытом.
* * *
Угостив Бурушку хлебом с солью и сменив лапти на сапоги (чем в лаптях драться, пусть лучше сапоги пылятся!), Илья поставил ногу в стремя… и вдруг хлопнул ладонью по лбу.
– Да что ж это я! Так и не узнал ничего про Соловья и дорогу прямоезжую!
– Ладно, не горюй. Дорогу я, так и быть покажу, а по дороге и про разбойника поведаю.
– Да что ж ты раньше молчал? Рассказал бы сразу, не пришлось бы с Нагаем биться.
– Потому что всему свой черёд. Ты себя в бою испытал? Испытал! Народ торговый от ига освободил? Освободил! Лук цены не сложенной заимел?
– Заимел! – эхом повторил Илья.
– Так чего ж тут горевать, когда радоваться надо!
Смышлёный мужичок оказался удобным попутчиком: много не говорил, места почти не занимал, дорогу показывал верно. Примостившись на просторном Бурушкином крупе, он держался за богатырские бока, так как обхватить Илью рук не хватало. Но даже когда конь переходил на тряскую рысь, Иван не сползал ни влево, ни вправо, а сидел как приклеенный.
Оставив позади славный град Муром, они долго ехали по просёлочной дороге, незаметно перетёкшей в большак, струящийся мимо засеянных и паровых полей; выбивали пыль из спящей степи, прорезанной буераками; пересекали светлые ручьи и тёмные высохшие ерики – речные протоки, оставленные весенним половодьем.
Но вот показался лес, и вскоре палящее солнце сменилось тенистой прохладой. Тут было хорошо! В ветвях щебетали дрозды-белобровики, истошно орали сойки, отстукивали ритм дятлы, где-то в глуши лаяла лисица, в кустах шуршал полошливый заяц, озабочено хрюкали дикие свиньи, а на далёком болоте заливался сводный лягушачий хор.
Окутанный звонкой тишиной лес был весел, и сердце Ильи улыбалось ему в ответ.
Когда проторенная купеческими караванами тропа резко свернула, и Бурушка уже хотел было пойти за ней, смышлёный мужичок неожиданно скомандовал:
– Тпру!
Убаюканный лесной красотой, Илья вздрогнул и спросил:
– Чего?
– Направо объездная, а тебе на прямоезжую.
– Да где ж она, не вижу!
Вместо объяснений Иван спрыгнул на землю и отвёл в сторону густо укрытую листьями лозину.
– Здесь прямоезжая лежала! А нынче быльём поросла. Похоже, скучает теперь Соловушка: некого ему грабить, горемычному. Значит, придётся разбойничкам на объездную перебираться…
Илья наморщил лоб. Это ж что такое получается? Если Соловей тут гнездо совьёт, сколько народу безвинно пострадает? А ведь и Неждан в скором времени в Киев собирается! В первый раз-то он голову унёс, а во второй может и опростоволоситься. Кто ж тогда будет семью кормить, ежели кормилец в лесу сгинет?
И как представил Илья рыдающую в подушку Лукерью да сиротинушек Анюту, Пелагею, Варвару, Костика, Серафима и Никитку, сквозь горючие слёзы взывающих: «Где ты, батя? На кого нас покинул?» – так ему тошно стало, что прокричал он, пугая народ лесной:
– Ну, держись, Соловей окаянный! На тебя сам Муромец, идёт!
* * *
– Складно говоришь, теперь бы дело сладить! – укоризненно покачал головой смышлёный мужичок. – Но ежели не поляжешь в бою с лесным разбойником, ещё свидимся.
– А ты разве не со мной? – удивился Илья, уже прикипевший душой к своему верному попутчику.
– Нет, потому как помехой буду. Соловей злобой сыт, а на меня он большую злобу держит. Увидит, и сил у него вдесятеро прибавится. Не совладать тогда с ним и дружине богатырской. Посему лучше сам иди: он тебя за противника не посчитает, значит, силу собрать не успеет. Однако времени у тебя немного будет, так что мечом не маши, а на меткий выстрел надейся. Скоро привал на ночь сделаем, а утром поучу тебя стрелять да стрелы делать, на том и разойдёмся…
– Иван, а чем ты Соловья так озлил?
– Было чем, только рассказывать долго…
– Так и ночь длинная.
– Ладно, расскажу, тем паче меня хлебом не корми, а дай погуторить всласть. Надую полны уши, было б кому слушать!
* * *
Когда лес начали окутывать сумерки, путники спешились, чтобы засветло набрать хвороста для костра. Вообще-то, собирал один Илья, потому что с первой же ходки в буреломник притащил такую охапку дров, что на три костра хватит.
Иван ловко сладил поленницу, и вскоре облюбованную путниками поляну осветило пламя высотой в человеческий рост. Над ним плясали искры и улетали в темноту, где уже проступили звёзды.
– Лепота… – прищурив хитрый глаз, промурлыкал смышлёный мужичок. – И светло, и не зябко! Сейчас закусим чем Бог послал и на боковую…
– А рассказать?
– Ну, раз не забыл, боковая отменяется: будем мою сказку слушать.
Иван поднял с земли дорожный мешок, развязал вервь и улыбаясь проговорил: