Грязные наветы, разносимые по Фогельбаху Мартой, обернулись несколькими разбитыми окнами в доме Вильгельма и измазанной конским навозом ограды. На большее паскудство соседи не решились. Заслуги и слава краснодеревщика, распространившаяся далеко за пределы селения, быстро заткнули рты сплетникам и недоброжелателям.
Как бы то ни было, отец отказался от своей дочери и будущего внука, противореча насаждаемой им же самим вере во всепрощение и милосердие. Всю жизнь скрывая в душе возложенную на дочку вину за смерть любимой жены, он воспользовался случаем, чтобы отречься от единственного родного человека.
Хотя у него еще оставался сын, Михаэль, о существовании которого Вильгельм даже не догадывался.
Кристина зябко повела плечами, кутаясь в плащ.
«Что ты здесь делаешь, Кристина?» — вновь раздался в голове голос.
«Бог не хочет говорить со мной. А я не знаю ни одной молитвы. Все бесполезно…»
Девушка осторожно встала со скамьи и, стараясь не шуметь, побрела к выходу.
Дверь скрипнула, и внезапный порыв студеного ветра, толкнувший ее снаружи, сорвал с головы девушки капюшон, растрепав светлые волосы. Гребень, держащий их, выпал из пучка на каменный пол храма. Девушка нагнулась его поднять и расстроилась: одно крылышко птички было отколото и в темноте отлетело неизвестно куда.
«Не беда», — успокоила она себя и, закрутив волосы, закрепила в них украшение.
Ждать на ветру Михаэля совсем не хотелось, и она решила обойти вокруг церкви и осмотреть ее внутренний двор. Узкая тропка, петляющая среди засыпанных снегом надгробий, привела ее в угол церковного двора, где притаилась небольшая ремесленная лавка, окна которой светились уютным теплом.
Озябшая девушка поспешила на огонек. Осторожно постучалась в дверь. В домике раздался шорох, и невысокий человек в кожаном переднике поверх рясы просунул коротко остриженную голову в приоткрывшуюся щелку. Его пытливые серые глаза с несколько секунд изучали замерзшую прихожанку. Через мгновение дверь распахнулась, и теплый воздух, пропахший сухим деревом, лаком и столярным клеем, окутал Кристину ароматным облаком. Она невольно улыбнулась: так всегда пахло в мастерской ее отца.
Маленький человек отступил внутрь домика, приглашая ее войти. От тепла у бедняжки заслезились глаза, и она, словно слепой котенок, застыла у входа, пытаясь разглядеть место, в котором оказалась.
Небольшая, освещенная дрожащими масляными светильниками комната представляла собой лавочку по изготовлению деревянных поделок и детских игрушек. Мастер выстругивал очередного летящего ангела или жертвенную овечку. Вокруг верстака паслись уже целые стада ангцев, крутились карусельки и толпились фигурки волхвов, пришедших приветствовать новорожденного мессию. Поделки были выполнены с величайшей точностью и тщательностью. А главное, с любовью.
Кристина, переводя глаза с одной игрушки на другую, вздыхала с восхищением и не могла вымолвить не слова.
— Нравится тебе моя работа, милое дитя? — спросил мастер, лукаво прищуриваясь. — Что бы ты для себя выбрала?
Девушка растерялась. Она недоверчиво взглянула на хозяина мастерской и, встретившись с его добрыми глазами, улыбнулась:
— Не знаю, божий отец… Я выбрала бы все. И этого зайчика, и того ягненка… а скорее всего, ангела, что сейчас лежит на вашем верстаке. Но думаю, мне придется подождать.
— Да, дитя мое, я только приступил к его созданию. И знаешь что? Я назову его твоим именем и передам в подарок. Где мне найти тебя, когда ты покинешь мой кров?
Кристина не могла понять, что привлекает ее в этом маленьком человеке. Может, глаза? Они светились теплом и любовью, которого лишил ее отец. От них, словно солнечные лучики, разбегались морщинки. Или его доброта, от которой в маленькой лавочке становилось уютно как дома?
Она решила довериться ему:
— Мое имя Кристина Кляйнфогель из Фогельбаха. Я дочь краснодеревщика Вильгельма.
— Знаю, твой отец талантливый мастер. Я видел его работы и горд, что теперь знаком с его дочерью. Мое умение — лишь жалкое подобие его таланта. Перед тобой обычный ремесленник, надеющийся услужить Всевышнему. Прихожане величают меня отец Иоахим.
Кристина смущенно потупила взор.
Настоятель осторожно взял ее за руку.
— Неисповедимы пути Господа нашего, и недаром этим пасмурным днем он направил твои стопы в сторону церкви. Откройся, дитя, что тебя мучает? Вижу, ты ожидаешь ребенка. (Кристина вспыхнула.) Присядь, милая, за мой стол. Сейчас налью тебе горячего охотничьего чаю, взбодришься, да и ребенку тепло не помешает.
Кристина опустилась на предложенный стул и, проводив глазами исчезнувшего в закутке священника, быстро смахнула набежавшие слезы. Она соскучилась по отцу.
Настоятель вернулся с кружкой душистого травяного чая с каплей настойки и поставил ее перед разомлевшей от тепла девушкой.
— Веруешь ли ты в Бога, дитя мое? — неожиданно спросил он.
Кристина подняла на него испуганные глаза. Некоторое время назад она задала себе тот же вопрос и не нашла на него ответа.
— Не знаю, святой отец… А вы?
Священник от души рассмеялся:
— Конечно, девочка. Иначе бы я не был счастлив в своем пределе. Скажи, веришь ли ты в прощение после искреннего раскаяния?
— Не знаю, вы задаете непонятные вопросы.
— Но ты пришла в храм в поисках понимания и не нашла его, не так ли? Почему ты здесь?
— Отец всегда говорил мне, что в трудную минуту лишь Господь способен помочь. Но я не знаю ни одной молитвы, чтобы попросить его об этом.
Священник дотронулся до ее головы и погладил влажные от растаявшего снега волосы.
— Ты можешь говорить с ним своими словами, незачем заучивать молитвы, тем более если не умеешь читать… Ведь так? Он услышит тебя и поймет.
Кристина удивленно и недоверчиво взглянула на священнослужителя:
— Отец твердил совсем другое, он заставлял меня учить псалмы на слух. Я злилась и ничего не запоминала. Я боялась, когда он брал меня с собой в храм и внимательно следил, как я выговариваю слова. Увы, наказание не было редкостью.
— Твой отец — праведный христианин, но даже он имел право ошибаться. Вера твоя должна идти от сердца, а не от языка.
Кристина растерянно молчала. Впервые в ее душе появился трепет, зародилось семя чего-то нового, тайного, и она благоговейно желала, чтобы оно проросло.
— Так что привело тебя ко мне, дитя? — внимательно заглянув в ее глаза, произнес священник. — Знакома ли ты с таинством исповеди и отпущения грехов? Доверь мне свои страхи, расскажи о невзгодах, твоя тайна навсегда станется в моей душе.
Кристина неожиданно для себя согласилась. Прочтя молитву, настоятель осенил склонившуюся перед ним голову девушку крестом, взял ее за обе руки и приготовился внимательно слушать.