Кристина никогда не выезжала из леса дальше Марцелля, и приближающийся город казался ей чудовищным зверем, огромным, пугающим. Уже на подъезде к нему обостренное обоняние уловило бесконечное количество чуждых запахов, вызывающих отвращение и тошноту.
Миновав южные ворота, повозка, подпрыгивая на брусчатке, медленно въехала в Свободный город Фрайбург. Взгляд Кристины упал на небольшую вывеску с изображением красного ревущего медведя, приглашающего уставших путников в трактир. Пустой желудок бедняги сжала голодная судорога: со вчерашнего дня в нем не было ни крошки. Утром ей удалось перекусить в гостевом доме, где она провела ночь. Сейчас солнце приближалось к полудню.
Отвернувшись от многолюдной харчевни, источающей аппетитные запахи, она обратилась к кучеру, прося остановиться недалеко от паломнического приюта, у монастыря Святого Франциска. Старик, опекавший ее все дорогу по просьбе сестры Иоахима, согласно кивнул.
Повозка еле протискивалась сквозь мрачные городские улицы, распугивая снующих прохожих. Теперь Кристина задыхалась от запаха гниющих отходов, валяющихся повсеместно под ногами, и помоев, которые текли по небольшим узким каналам, выдолбленным в мостовой, собираясь в основной канализационный желоб, выведенный за пределы городских стен. Прикрыв нос и рот рукой, она едва сдерживала подступающую рвоту. Кучер сочувственно улыбнулся и спросил:
— Хочешь, я остановлюсь, дитя мое?
Она отрицательно замотала головой и сжалась в три погибели:
— Надо спешить! Потерплю!
Повозка приблизилась к величественному собору. Его остроконечная башня, взметнувшаяся ввысь, казалось, протыкала насквозь низко опустившееся ненастное небо. Вокруг креста, проглядывающего сквозь рваные облака тумана, кружило воронье.
Кристину привлек искусно выполненный фасадный барельеф, с одной стороны изображающий Всевышнего в виде патриархального библейского старца в момент сотворения мира, с другой стороны — соблазняющего женщин Сатану, рогатое чудовище с телом сатира и головой козла. Страшные воспоминания о пережитом в подвале замка кошмаре ледяным панцирем сковали ее сердце, а по телу вновь прокатилась жаркая волна греховного желания. Кристина сжалась от страха, понимая, что не может влиять на пагубную страсть, поселившуюся в душе.
Приют паломников при францисканском монастыре находился недалеко от собора, напротив двух городских ратуш, соединенных в одно здание и увенчанных римскими часами на круглом циферблате. Простившись с добрым стариком, Кристина осторожно постучала в маленькое вырезанное в двери приюта окошко. Через мгновение его створка откинулась, и сморщенное старушечье лицо высунулось в отверстие. Беззубый рот что-то невнятно прошамкал. Кристина протянула сложенную в трубочку записку, приготовленную Иоахимом для настоятеля монастыря, где он просил оказать приют своей родственнице, якобы следовавшей по пути пилигримов в испанскую Компостелу. Недовольно фыркнув, прислужница схватила скрюченной птичьей лапкой послание и, захлопнув перед лицом девушки окошко, удалилась.
Опершись спиной о ворота монастыря, Кристина приготовилась ждать. Не прошло и пяти минут, как дверь распахнулась, и на этот раз молодая клариссинка в темной рясе и белоснежном головном уборе приветливо улыбнулась и пригласила уставшую путницу пройти внутрь. Показав небольшую светлую келью, где с трудом помещалась маленькая кровать, девушка провела ее в обеденный зал и накормила скоромным обедом. Долгожданная теплая еда сотворила чудо: в душе измученной Кристины воскресла надежда, глаза заискрились, а на бледных щеках проступил нежный румянец.
Монашка из скромности, а возможно, по велению настоятеля не допытывалась об истинных причинах, приведших путницу во Фрайбург. Вряд ли молодая женщина в одиночестве решилась на утомительную дорогу в далекую Испанию. Смиренная сестра пожелала ей покоя и благословила на исполнение задуманного во славу Господа. Вопрос о местонахождении городского суда и тюрьмы, где содержатся заключенные, также не вызвал у служительницы удивления. Рассказав подробно, как добраться до здания городского совета, в котором проходят дознания, она удалилась.
Когда на ратушных часах стрелки перевалили за два часа пополудни, за высоким кованым забором муниципального совета, ощетинившегося зловещими остроконечными пиками, уже собралась толпа праздных зевак, не пропускающих ни одного заседания инквизиционного суда. Для глупых горожан не находилось большей радости, чем своими глазами наблюдать за разыгрывающейся трагедией, которую потом можно пересказать соседям на рынке или в трактире, снабдив собственными подробностями и приукрасив скабрезными фактами.
Кристина, прикрыв живот руками, старалась протиснуться сквозь толпу толкающихся в ожидании бездельников. Постепенно ей удалось пробраться к самой решетке и крепко вцепиться в железные прутья руками. Выставив в сторону локти, она изо всех сил старалась удержаться в первом ряду и защитить тело от толчков недовольных зевак.
Ждать долго не пришлось. Ворота подвала в здании совета со скрежетом распахнулись, и, подгоняемые вооруженными пиками охранников, оттуда один за другим вышли около десятка осужденных. Медленным шагом, еле волоча ноги, утяжеленные кандалами, с закованными в общую цепь руками они следовали в здание напротив, где проходили судебные слушания.
Кристина, пряча голову от студеного ветра в капюшон плаща, внимательно всматривалась в лицо каждого проходящего мимо заключенного. Ее измученное сердце пронзила немыслимая боль, когда в человеке, замыкающем скорбную цепочку, она узнала своего любимого. Потеряв от охватившего ее волнения голос, она прохрипела:
— Яков… — и судорожно закашлялась.
Художника невозможно было узнать.
Он шел, низко опустив голову, не желая смотреть на воющую толпу, кидающую в несчастных камни и проклинающую бедолаг на чем свет стоит. На его бледном, осунувшемся лице виднелись кровоподтеки, небольшая рана на скуле воспалилась, свежие царапины на шее зияли багровыми полосами. Под распахнутым холщовым сюртуком по открытой груди разгуливала декабрьская стужа. Бедный парень не чувствовал пронизывающего холода, он загодя готовился к смерти. Он мечтал о ней.
— Яков! — прохрипела Кристина, но ее голос вновь сорвался. Она не могла оторвать от любимого покрасневших от слез глаз. Вцепившись руками в решетку, собрала все оставшиеся силы и вновь крикнула что было мочи:
— Яко-о-ов!!!
Но ее отчаянный вопль был отнесен в сторону внезапным порывом ветра. Почти сразу Кристину оттеснила возбужденная толпа, пробирающаяся ко входу в зал суда. Стараясь не быть затоптанной, несчастная прикрыла живот руками и, плача от бессилия, отскочила в сторону.
Художник замер на мгновение и в недоумении взглянул на осклабившиеся от предвкушения мерзкие глумливые рожи; его глаза безнадежно поискали в толпе ангела, чей нежный голос только что позвал его по имени.
Но бесполезно.
Подоспевший охранник толкнул его древком копья, приказывая поторопиться. Яков, сгорбившись словно старик, продолжил скорбный путь.