– Кто же это, Магги? – спросила мистрис Мосс, заметив по лицу Магги, что она узнала незнакомца.
– Это мистер Стивен Гест, – отвечала чуть слышно: – моей кузины, Люси… молодой человек, очень коротко-знакомый в доме моей кузинки…
Стивен уже был очень недалеко от них и, соскочив с лошади, поклонился им, приподняв шляпу.
– Подержи лошадь, Вилли, – сказала мистрис Мосс своему двенадцатилетнему мальчику.
– Нет, благодарствуйте, – отвечал Стивен, дергая лошадь за поводья, ибо она не переставала мотать головой. – Я только на минутку; мне тотчас надо ехать. У меня есть к вам поручение, мисс Теливер; это более или менее секрет, то позвольте мне иметь смелость попросить вас пройтись со мною несколько шагов.
Его взгляд, выражая вместе утомление и раздражение, напоминал то состояние человека, когда какая-нибудь забота, или горе, так овладевает им, что он не думает ни о чем, ни о сне, ни о еде. Он говорил отрывисто, как будто цель его визита была слишком для него важна, чтоб беспокоиться, что подумает об этом мистрис Мосс.
Добрая мистрис Мосс, несколько испуганная появлением этого высокомерного господина, теперь обдумывала: следует ли ей еще раз предложить ему оставить лошадь, а самого пригласить в дом.
Но Магги, чувствуя всю неловкость положение и не будучи в состоянии произнести ни одного слова, молча надела шляпку и пошла к воротам.
Стивен повернулся тоже и пошел с ней рядом, ведя за повод лошадь.
Они молча вышли в поле. Пройдя несколько сажен, Магги, смотревшая до сих пор пристально вперед, гордо повернулась, чтоб идти домой и с негодованием проговорила:
– Я далее не пойду. Я не знаю, считаете ли вы деликатным и приличным джентльмену поставить меня в такое положение, что я должна пойти с вами, или, может быть, вы хотели меня оскорбить, заставив таким образом придти к вам на свидание.
– Конечно, вы злитесь на меня за мое посещение, – сказал Стивен с горечью. – Вам, женщинам, все равно, как бы человек ни страдал, вы заботитесь только о поддержании своего достоинства.
Магги вздрогнула, как бы от прикосновение электрической машины.
– Как будто недовольно, что я в таком ужасном положении – нет, вы еще обходитесь со мною, как с грубым дураком, добровольно вас оскорбляющим. Войдите в мое положение: я вас безумно люблю и должен сопротивляться своей страсти, чтоб не нарушить прежние обещание. Если б все от меня зависело, я бы тотчас же повергнул к вашим ногам мое состояние, мою жизнь! А теперь я забылся перед вами: я позволил себе неприличную вольность; я ненавижу себя. Я раскаялся в ту же минуту и с тех пор не знаю минуты покоя. Вы не должны считать этот поступок непростительным. Человек, любящий всеми силами своей души, может поддаться на минуту страсти; но знайте и верьте мне, что самое жестокое для меня страдание – это видеть, что вы страдаете. Я отдам все на свете, чтоб воротить случившееся!
Магги молчала. Она не имела силы промолвить слова или повернуть голову. Чувство злобы, поддерживавшее ее, теперь более не существовало и ее дрожавшие губы обнаруживали внутреннюю тревогу. Она не могла надеяться на свои силы и простить его на словах, как она уже простила его мысленно за его откровенную исповедь.
Между тем, они подошли опять к воротам. Магги остановилась, дрожа всем телом.
– Вы не должны говорить этого: я подобных вещей не могу слышать, – сказала она, смотря уныло вниз.
Стивен в это время загородил ей дорогу к воротам.
– Мне очень жаль, если вы страдаете, – прибавила она: – но нет никакой пользы говорить об этом.
– Нет, польза есть! – воскликнул с увлечением Стивен: – польза была бы, если б вы выказали мне хоть несколько сожаление и внимание, а не думали обо мне самым несправедливым образом. Я бы мог все снести, если б только знал, что вы не ненавидите меня и не считаете дерзким фатом. Взгляните на меня, посмотрите, на что я похож, точно бес во мне сидит; я каждый день скакал верхом верст по тридцати, чтоб только прогнать из головы мысль о вас.
Магги на него не смела посмотреть. Мельком она, бедная, уже – заметила его взволнованное исхудалое лицо.
– Я о вас худо не думаю, – проговорила она тихо.
– Так, дорогая моя, взгляните на меня, – сказал Стивен нежным тоном смиренной мольбы. – Не оставляйте меня. Дайте мне хоть минуту счастья, дайте мне увериться, что вы меня простили.
– Я вас прощаю, – сказала Магги, потрясенная его нежною мольбою, но с усиливавшимся ежеминутно страхом. – Но, пожалуйста, позвольте мне теперь уйти. Прошу вас, оставьте меня.
При этих словах слеза скатилась с ее нависших ресниц.
– Я не могу идти. Я не могу вас оставить, воскликнул Стивен с страстной мольбой. – Я ворочусь опять, если вы меня теперь прогони те; я не могу за себя отвечать. Но если вы еще пройдете со мною несколько шагов, то я этим счастьем буду долго жить. Вы, кажется, ясно видите, что чем вы сердитее со мною обходитесь, тем безрассуднее я становлюсь.
Магги молча повернулась. В это время Танкред, гнедой конь Стивена, начал сопротивляться этим слишком частым поворотам; хозяин его, заметив Вилли Мосса, посматривавшего на них из-под ворот, позвал его:
– Эй, голубчик! – подержи-ка, пожалуйста, лошадь.
– Ах, как можно! – поспешно заметила Магги. – Что скажет тетя?
– Ничего, – отвечал Стивен нетерпеливо. – Они никого не знают в Сент-Оггсе. – Поводи ее здесь взад и вперед; я сейчас ворочусь, минут через пять не более, прибавил он, обращаясь к Вилли.
Потом, повернувшись к Магги, он пошел с нею в поле. Теперь ей нельзя было нейти.
– Возьмите мою руку, – сказал Стивен.
Она взяла его руку, но чувствовала, как будто ее душит кошмар.
– Нет конца этому несчастию, начала она, пытаясь словами уничтожить его влияние. – Гадко, подло позволять себе малейший взгляд или слово, которое мы не желали бы, чтоб Люси или кто-нибудь другой узнал. Подумайте о Люси.
– Я думаю о ней, слава Богу, довольно. Если б только я не думал о ней…
И Стивен прикоснулся руки Магги, лежавшей в его руке, и оба замолчали.
– У меня есть также узы, продолжала Магги с отчаянными усилиями: – они существовали бы, если б Люси и не было на свете.
– Вы дали слово Филиппу Уокйму? поспешно – спросил Стивен. – Я угадал?
– Я считаю себя несвободной и ни за кого другого не выйду замуж.
Стивен молчал. Когда же они повернули на боковую тропинку, совершенно-защищенную от солнечного зноя и нескромных глаз, он разразился страстными восклицаниями.
– Это противоестественно! Это ужасно! Магги, если б вы меня любили, как я вас люблю, то мы, ради нашего счастья, все забыли бы на свете. Мы бы разорвали все эти глупые узы, заключенные по ошибке и незнанию, и решились бы жениться.
– Нет, я лучше соглашусь умереть, чем поддаться этому искушению, – сказала Магги тихо, но ясно.