Ее духовные силы, окрепнувшие в долгие годы несчастья и горя, помогли ей превозмочь внутреннюю тревогу души. Сказав это, она выдернула свою руку из его руки.
– Так скажите, что вам до меня дела нет, воскликнул Стивен почти грубо. – Скажите, что вы любите кого-нибудь другого более, чем меня.
В голове Магги блеснула мысль, что она может избавиться хоть от этой внешней борьбы; ей стоило только сказать, что ее сердце принадлежит Филиппу, но уста ее не могли этого выговорить и она молчала.
– Если вы меня любите, дорогая моя, продолжал уже нежно Стйвен, взяв опять ее руку: – то лучше нам жениться. Это мы должны сделать; это необходимо. Мы не можем помочь горю, которое это причинит другим; оно не от нас зависит. Наше чувство естественно; оно овладело мною, несмотря на все мои усилия превозмочь его. Один Бог знает, как я старался быть верным прежним узам и я только испортил этим дело; право, лучше, если б я сразу поддался ему.
Магги молчала. О! если б она только могла увериться, что не грешно, и могла бы более не бороться и не идти против течение, хотя нежного, но сильного, как летний поток.
– Скажите да, дорогая моя! – сказал Стивен, наклоняясь и с нежной мольбою смотря на нее. – Что нам до света, если мы будем принадлежать друг другу?
Дыхание ее касалось его лица, губы его были очень близко к ее губам; но к его любви примешивалось теперь чувство страха ее оскорбить. Ее губы и веки дрожали. Она прямо посмотрела ему в глаза с видом прелестного дикого зверька, робко борющегося с ласками. Чрез минуту она повернулась и поспешно пошла домой.
– К тому же, продолжал Стивен с возраставшим нетерпением, стараясь победить свои и ее сомнения: – я не нарушаю никакого положительного обещания. Если б Люси перестала меня любить и полюбила бы другого, то я не чувствовал бы себя вправе иметь на нее какое-нибудь притязание. Если вы не дали слова Филиппу, то мы не связаны никакими узами.
– Вы не верите тому, что говорите, вы совершенно иначе об этом думаете, – сказала серьезно Магги. – Вы чувствуете то же, что я, то есть, что настоящие узы образуются теми чувствами и ожиданиями, которые мы вселяем в умах других людей, иначе все узы могли бы быть расторгнуты, если не грозит за это внешнее наказание. Тогда не было бы на свете чувства верности.
Стивен молчал. Он не мог далее развивать этот аргумент; уверенность в противоположном слишком глубоко запала в его душу еще во время его прежней борьбы с самим собою; но этот же аргумент скоро представился ему в новом виде и он попытал еще раз счастья.
– Но этого обязательства исполнить нельзя, – начал он с необычайною настойчивостью: – это противоестественно. Мы теперь только можем притворно отдаться другим. А в этом кроется зло; оно может быть источником горя и несчастья столько же для них, как и для нас. Магги, вы должны об этом подумать, вы, верно, уже об этом думали?
Он жадно смотрел ей прямо в лицо, горя желанием увидеть хоть малейший признак, что она соглашалась с ним. Руку ее, лежавшую в его руке, он сжимал нежно, но решительно. Несколько минут она молчала, смотря пристально вниз. Наконец, тяжело вздохнув, она подняла глаза и, смотря на него с грустью, начала говорить:
– Трудно, трудно, да, жизнь наша трудна. Иногда мне кажется, что мы должны следовать порывам нашей страсти; но потом невольно вспомнишь, что эти чувства часто идут наперекор тем узам, которые образовались в продолжение всей нашей прежней жизни. Эти чувства расторгли бы пополам узы, связавшие жизнь других с нашей жизнью. Ах! если б жизнь была так легка и проста, как она должна быть в раю, и если б перед нами являлся прежде других тот, кого… то есть, я хочу сказать, если б жизнь не рождала нам обязанностей прежде, чем любовь придет, то любовь была бы знаком, что люди, полюбившие друг друга, должны и принадлежать друг другу; но теперь я вижу и чувствую, что дело совсем иное. Есть случаи в жизни, когда мы должны от некоторых вещей отказываться; мы должны отказаться теперь от любви. Многое мне в жизни темно и непонятно: одно только ясно, что я не должна искать себе счастья, жертвуя счастьем других. Любовь – чувство естественное, но и жалость, верность и память о прошедшем также естественны. И чувства эти, не переставая жить во мне, наказывали бы меня, если б я им не повиновалась. Меня везде бы преследовали призраки страданий, которых я сама была причиной. Любовь наша была бы отравлена. Нет, не настаивайте: помогите мне, помогите мне, ведь я вас люблю!
Магги говорила искренно, лицо ее горело от волнение, а глаза выражали любовь и мольбу. Чувство благородства, врожденное Стивену, откликнулось на этот зов, но в то же время и как могло быть иначе? Эта умоляющая красавица еще более очаровала его.
– Дорогая моя! – сказал он чуть слышным шепотом, тихонько привлекая ее к себе: – я сделаю все, что велишь; перенесу все, все. Только один поцелуй… один… последний… прежде, чем мы расстанемся.
Раздался поцелуй, а за ним наступило молчание.
– Пустите меня! Пойдемте скорей домой! – воскликнула наконец Магги с испугом.
Она поспешно направилась к дому и они более не говорили ни слова. Стивен, когда они подошли довольно близко к Вилли и лошади, остановился и знаками подозвал его к себе. Магги же вошла в ворота. Мистрис Мосс встретила ее около двери, под навесом. Она услала всех кузинов из нежной предусмотрительности. «Очень радостно, что Магги имела такого богатого и красивого жениха» подумала добрая тетка: «верно, ей будет несколько неловко воротиться домой, притом же, ведь, свидание может кончиться и невесело». Во всяком случае, мистрис Мосс дожидалась Магги нетерпеливо у двери, решившись повидать ее сначала наедине. Лицо Магги ей тотчас показало, что если и была в свидании какая-нибудь радость, то очень спорного и тревожного характера.
– Присядь тут на минуту, – сказала она, посадив Магги на крыльце, ибо в доме не было уединенных уголков.
– Ах, тетя Грити, как я несчастлива! Что бы я дала, если б умерла еще ребенком, лет пятнадцати; тогда казалось так легко отказываться от своего, а теперь, так трудно!
Бедная девушка кинулась на шею тетке и зарыдала горькими слезами.
В конце недели Магги уехала от тетки Грити в Гарум-Фирс, ибо она обещалась также побывать и у тетки Пулет. Между тем в семействе произошли необыкновенные обстоятельства и решено было собраться в Гаруме всему семейству, чтоб потолковать и отпраздновать счастливую перемену в положении Теливеров. Благодаря этой перемене, последнее облако, бросавшее на них тень, должно было рассеяться и их, до сих пор сокрытые, добродетели воссияют полным блеском.
Приятно знать, когда новое министерство только что составилось, что члены его не одни только пользуются уважением и почетом, а есть люди и другие в апогее своей славы и всеобщего уважения. Во многих почетных семействах, в нашей стране, родственники, достигшие богатства и значение, тотчас же самым любезным образом признаются всеми. Этот обычай, по своему совершенно свободному характеру, не принимая в расчет прошедшего, возбуждает приятные надежды, что мы когда-нибудь, почти незаметно очутимся посреди волшебного, чудного мира, в котором змеи не будут жалить и волки скалить зубы, иначе как с самыми мирными намерениями.