Частокол рос. Конечно, враг видел всё, что происходило тут, и разок попытался штурмануть посёлок довольно большой группой. Причём, загнав обитателей в кольцо имеющейся стены, первым делом кинулся жечь нагороженные временные постройки (хлипкие, чуть ли не из сучьев и хвороста, но пока стояло лето, от них только и требовалось, что от дождя защищать) и уже вкопанные брёвна новой стены.
И вот тут-то крестьян шарахнуло настоящим боевым безумием (которому, впрочем, дали волю, лишь уловив разрешение Роннара – короткий понимающий кивок). Они впервые за долгое время вдруг осознали себя реальной силой: как потому, что теперь среди них есть поборники, один из которых взаправдашний сын короля, так и потому, что вспомнили, сколько труда стоило свалить, очистить и вывезти из леса все эти брёвна. Сколько скотины погибнет, если дальше так пойдёт! Сколько драгоценного сердцу скарба сейчас горит в шалашах! Ведь торговли сейчас нет. Где взять другой кусок льна вместо припасённого, если выращивать лён тут пока негде и купить нельзя?
Озверели, выкатились из ворот единым клубком, который за частоколом разбился на маленькие группки, рассыпался почти по всему мысу. Роннару с Аригисом, конечно, пришлось идти в авангарде, да ещё и разделиться, чтоб захватить своим умением возможно большее пространство. Тут тоже была своя специфика – поборник то и дело вяз в полуразрушенных шалашиках, в разбросанных вещах, в грудах заготовленных, но ещё не использованных стройматериалов. И убеждался, что тактика – тоже вполне себе искусство, она должна быть гибкой, и идеи должны рождаться там же, где заученные приёмы: в мышцах, чтоб не потерять драгоценное удобное мгновение, чтоб не тратить лишний миг на обдумывание.
Должно быть, именно магия, сделавшая Роннара поборником, и подтолкнула его начать этот путь: здесь он успел обучиться многому такому, о чём раньше не задумывался. До того, как под благовидным предлогом ринулся в Иоману на поиски приключений, сын короля встречал бестий всего пару раз и был в составе крупного отряда. Там ему удавалось за раз схлестнуться лишь с парой, самое большее пятью противниками, и не со всеми одновременно, и только на короткий момент. По сути, его работой было отвлечь бестию на себя и дать спутникам порешить врага со спины.
Тут всё было иначе. На собственных спутников надежды не было, из них только Килан и Эскевальд умели действовать привычным Роннару образом, но они были нужны в других местах. А от здешних крестьян в бою вообще лучше было держаться подальше, в чём он убедился на собственном опыте (и рука до сих пор болела). Тут приходилось всю схватку брать на себя, и, в принципе, любой поборник изначально был заточен на подобное. Но ведь было трудно, иной раз даже очень трудно, и другого никто не обещал.
И поборник рубился, поддерживая себя надеждой, что его хватит на всех. В тот раз действительно хватило, и даже не все шалашики успели пожечь, часть скарба спасли женщины, выдёргивавшие вещи буквально из-под ног сражающихся. Откуда взялось это запредельное женское мужество, было понятно – это ведь им предстояло думать, из чего шить мужику новую рубашку и во что одевать детей. Сын короля оценил эту самоотверженность позже, в бою же был вынужден вдобавок ко всему следить, чтоб не запнуться об одну из хозяюшек. И по ходу дела вынужденно обдумывал новую тактику боя.
Собственно, всё представление о схватках с бестиями приходилось строить по-новому. Впервые после долгого перерыва Роннару снова начали сниться обучающие сны. Кроме того, необходимо было вспоминать лекарские навыки, лечить себя и весь посёлок, потому что кроме него тут не оказалось других целителей. Единственная бабка-повитуха, уцелевшая в кровавой кутерьме, совершенно свихнулась: время от времени, не разбирая пола и возраста, начинала кидаться к каждому встречному и предсказывать им сроки надвигающихся родов, а также пол вынашиваемого ребёнка. Беременных в посёлке не было ни одной, но затуманенный разум это не смущало.
Едва только выяснилось, что сын короля ещё и лечить умеет (не наложением рук, увы, но тоже быстро и хорошо), у крестьян, их жён и престарелых родственников сразу обнаружилось столько болезней, что можно было лишь изумляться, как они до сих пор живы-то. Осознав масштаб проблемы, переговоры с болящими от имени Роннара взял на себя энергичный Габеш. Под прицелом его взгляда и под обстрелом отрывистых требовательных фраз страждущие сразу поздоровели наполовину, а то, что осталось, предстояло без спешки лечить аж до конца года. А может, и дольше.
Их компанию ещё иногда подкалывали разбойничьим прошлым, но всё реже. Крестьяне сошлись с крестьянами общностью взглядов на жизнь и мир в целом, а что там у кого было в прежней жизни – неважно. Из этой сработавшейся группы получился хороший отряд. Глядя на них, остальные учились правильно смотреть на схватку с бестиями, на взаимную поддержку, на необходимость копать землю и рубить деревья с оглядкой – вдруг уже через мгновение придётся отражать вражеское нападение, и к этому надо быть готовым.
Как ни странно, земледельцам Иоманы подобная перемена далась сравнительно легко.
А может, и не странно. Даже закономерно.
У Роннара хорошо получалось справляться с мужчинами посёлка – его друзья-солдаты и Габеш, бывший атаман, с восторгом ринулись помогать ему с этим. Отработав день на полях или огороде, вечером мужики покорно собирались на свободном пятачке незастроенного и не засаженного овощами пространства и упражнялись с хозяйственным инвентарём. Было очевидно, что натаскивать крестьян обращаться с мечом или копьём долго и бессмысленно, куда разумнее обучить их паре боевых приёмов с топором или там рогатиной. В общем, с тем, что они привыкли видеть в обыденной жизни и с чем уже давно освоились ладони.
А бестии всё шли и шли: когда заметным, даже крупным отрядом, когда разрозненными, но отчаянными группками. Смертоносному потоку, казалось, нет конца. Удивительно, как под ударами тварей до сих пор удавалось держать форт! Никому, даже другу- поборнику, Роннар не решался признаться, что сомневается в себе. Усугубляло его сомнения то, как свято все окружающие в него верили. В глазах, устремлённых на него, пышно расцвела святая уверенность, что уж королевский-то сын способен уделать одной левой всех бестий Тусклого мира скопом. И достаточно держаться поближе к нему, чтоб уцелеть. Они верили ему настолько, что это начинало казаться ему опасным.
Теперь, в сопровождении своего нового предводителя, крестьяне спокойно выбирались в леса за брёвнами, хворостом, ради загонной охоты и даже грибов, на поля, которые пришлось засевать в спешке, и старожилы сомневались, что урожай будет, ведь все сроки упущены, но попытаться, конечно, надо, и на холм, где когда-то высился гордый Далгафорт. В присутствии Роннара, казалось, они переставали бояться бестий, а если встречались с их отрядом, дрались увереннее и яростнее.
И их мало беспокоило, что их родичи и друзья продолжали гибнуть. Волшебство, которое бы упростило задачу борьбы с уроженцами чужого мира, пока себя не обозначало, но разочаровываться в предводителе иоманцы отказывались. Так может быть, в действительности, местные и не ожидали, что сын короля станет источником чего-то подобного? Похоже, ему стоило лучше думать об их здравомыслии.