Этим мягким прохладным вечером, под тосканскими звездами, он был совершенно счастлив, несмотря даже на бурчание Голоса в голове.
Шагая по улицам Сиены, он кивал немногочисленным знакомым, а те махали ему в ответ. Узкая улица вела в сторону собора.
Вскоре Эверар добрался до своего излюбленного кафе. Там продавали журналы и газеты, несколько столиков было выдвинуто на тротуар. Сегодня большинство посетителей сидело внутри: для смертных было еще холодновато, зато для вампира – в самый раз. Эверар уселся, включил в наушниках вместо Вагнера Вивальди, которого любил гораздо больше, и махнул официанту, чтобы тот, как обычно, принес ему чашку горячего кофе по-американски, которое, конечно, Эверар пить не мог и не собирался.
Когда-то он пускался на разнообразные ухищрения, лишь бы притвориться, что ест и пьет. Теперь же знал: это пустая потеря времени. В мире, где люди сплошь да рядом едят или пьют не только для подкрепления, но и просто так, для развлечения, никому нет дела, если он оставил на столике полную чашку кофе – лишь бы про чаевые не забыл. А чаевые он всегда оставлял, причем прещедрые.
Опустившись на металлический стул (скорее всего алюминиевый), он начал мурлыкать под нос, подпевая Вивальди. Взгляд его скользил по темным старинным фасадам вокруг, вечной итальянской архитектуре, пережившей на своем веку так много перемен – совсем как и он сам.
Внезапно сердце у него в груди остановилось.
В кафе напротив, за столиком на тротуаре, спиной к высокому зданию, сидел древний вампир и еще двое: с виду призраки.
От ужаса Эверар даже дышать не мог. Ему тут же вспомнились угрозы Голоса.
Прямо здесь, в каких-то двадцати шагах от него, сидел этот древний: восковая кожа оттенка гардений, глубоко посаженные черные глазищи, короткие белоснежные волосы. Он глядел на Эверара в упор, как будто отлично его знал – и двое призраков, облаченных в тела из частиц, тоже таращились на него, хотя он сам-то видел их впервые в жизни. Впрочем, вид у всех троих был вполне дружелюбный. Но велики ли шансы, что это и вправду так?
Потрясающие призраки. Что есть, то есть. Тела с виду на удивление плотные, и даже как будто дышат. Эверар даже биение сердец различал. И одежда на них самая настоящая. До чего же ловко сработано!
Впрочем, призраки с каждым веком все лучше и лучше умели притворяться людьми. Эверар видел их с самого своего рождения, то в одной форме, то в другой. В те давние дни мало кто из них способен был образовывать себе плотные тела, но теперь это стало совершенно обычным делом. Он нередко замечал их в Риме, там их водилось особенно много.
Однако из всех современных привидений, встреченных им на европейских улицах, эти двое были, безусловно, вне конкуренции.
Один призрак, тот, что видел ближе к древнему вампиру, выглядел мужчиной лет пятидесяти с волнистыми седеющими волосами и благородным лицом. От дружелюбных ярких глаз разбегались мелкие морщинки, губы изгибались в легкой улыбке. Рядом сидело подобие горделивого мужчины во цвете лет с короткими пепельными волосами и серыми глазами. Оба были облачены в очень даже приличные по меркам нынешней эпохи костюмы. Младший призрак оглядывался по сторонам с таким видом, точно искренне развлекается происходящим, какие бы причины ни привели их всех сюда.
Беловолосый вампир кивнул Эверару. Тот чуть с ума не сошел.
«Ну, черт побери, – послал он телепатическое сообщение. – Хотите испепелить меня, валяйте, чего тянуть-то. Мне слишком страшно, не до любезностей. Давайте, жгите, только сперва будьте добры рассказать, с какой стати-то».
Он выключил музыку. Уж если погибать, то без музыкального сопровождения. Эверар думал, что тут же и услышит Голос, захлебывающийся восторженными и гневными воплями. Но Голос молчал.
– Жалкий трус, – пробормотал Эверар. – Приказал предать меня смерти, а сам смылся, даже посмотреть не остался. И ты еще хотел, чтобы я сжег вампирское убежище в Риме на Виа Кондотти. Урод ненормальный!
Древний вампир в кафе напротив поднялся на ноги и дружески поманил Эверара к ним за столик. Он оказался не слишком высок и довольно хрупок. Позаимствовав из-за соседнего столика еще один стул, он придвинул его к своему столу и принялся терпеливо ждать ответа.
А Эверару казалось – он разучился ходить. Всю долгую жизнь в племени бессмертных он видел, как вампиры сжигают друг друга – наблюдал жуткие зрелища, как живое, дышащее существо вдруг оказывается в пламенеющем аду: потому лишь, что какой-нибудь более старый и могущественный вампир – например, презренный гад Мариус – решил, что этому существу пора умереть.
Эверар двинулся через улицу. Ноги у него так тряслись, что он боялся упасть. Узкая, сшитая на заказ кожаная куртка сделалась неимоверно тяжелой, туфли начали жать… А вдруг, совершенно неуместно забеспокоился Эверар, у него пятно на синем шелковом галстуке? А вдруг манжеты рубашки слишком далеко высовываются из-за обшлагов?
Дрожащей рукой он попытался ответить на пожатие холодной, как лед, руки древнего вампира. Однако ему это все-таки удалось! Потом удалось и сесть.
Призраки улыбались ему. Вблизи они оказались еще совершенней, чем издали. Да, они дышали, у них имелись внутренние органы – и да, они носили самую настоящую одежду. Ничего иллюзорного – темная шерстяная ткань, шелк, лен. Однако вся эта превосходно сработанная «живая ткань» могла развеяться в мгновение ока – и дорогие одежки бы упали на землю, прикрывая опустевшие ботинки.
Древний вампир положил руку на плечо Эверару. На узких длинных пальцах сверкнули золотом два кольца. Это был традиционный жест приветствия вампиров: не объятия, не поцелуи, а рука на плечо. Эверар помнил это еще по тем временам, когда сам жил среди них.
– Юноша, прошу тебя, не бойся, – по-французски, с чистейшим парижским выговором, произнес вампир в характерной для старших бессмертных напыщенной манере.
Вблизи лицо его впечатляло еще сильнее: тонкие черты, угольно-черные густые ресницы, безмятежная улыбка. Высокие скулы, твердый и решительный узкий подбородок. Кожа в лунном свете отливала восковой бледностью лепестка гардении, белые волосы чуть заметно лучились серебром. Он не был Рожден для Тьмы с такими вот волосами. Рошаманд, создатель Эверара, давным-давно объяснил тому, что иной раз, если древний вампир был очень-очень сильно обожжен, потом волосы у него навсегда оставались белыми. Вот именно такими прекрасными и белоснежными.
– Мы знаем, что ты слышал Голос, – произнес древний вампир. – Я тоже слышал его. И многие другие. Ты слышишь его прямо сейчас?
– Нет, – покачал головой Эверар.
– И он велит тебе сжигать других вампиров, верно?
– Да. Но я никогда не причинял зла другим Пьющим Кровь. И никогда не хотел. Я живу в этих краях уже почти четыреста лет. И езжу в Рим или Флоренцию не ради драк.
– Знаю, – отозвался древний. Голос у него был очень приятный, мягкий и благозвучный – впрочем, как и у всех древних, насколько мог судить Эверар. О своем создателе, Рошаманде, он более всего вспоминал глубокий, соблазнительный голос – тот самый голос, что заманил его в лес в ту ночь, когда Эверар, против своей воли, Родился для Тьмы. Эверар тогда подумал, что владелец замка зазывает его для любовных утех и, если только Эверар сумеет угодить ему, отпустит его с парой-другой монет. А заодно – будет, что рассказать внукам о ярком огне в камине, увешанных гобеленами стенах и роскошных одежках лорда. Ха-ха-ха! Он помнил нашептывания Рошаманда, как будто это было только вчера: «Ты самый красивый парень вашей деревни!»