Посуровев лицом, ибо все обрывки сведений, известные ему, теперь накрепко сплелись в единую крепкую веревку, коя, скорее всего, захлестнула и Митрича, и Никитку, Синеус извлек из-под лавки и положил поближе рогатину, дабы сподручнее было ухватиться за нее в случае чего, а также прислонил к печке кистень, обнял Ивашку за плечи и повел к выходу.
Много, ох как много надо было поведать ему, да только как обсказать все помягче, чтобы не сильно ранить чувствительное детское сердце? Поначалу за ними увязался и Дмитрий, капризно сморщившись, что не берут с собой, но старик властным жестом остановил царевича и сказал ему:
– Я по травы пойду. Буду нужные искать для лечбы твоей, а вечера покамест холодные – нельзя тебе, Митюша, за нами, – Синеус уже запросто называл царевича уменьшительным именем, вполне резонно рассудив, что негоже отрока, хоть и царственного, именовать столь торжественно – Дмитрий. Чай, не во дворце находится.
Затем, видя, что мальчик обиженно надул губы, он добавил:
– Ты вот что: дом сторожи, покамест нас не будет. Не забоишься, справишься?
– Знамо дело, справлюсь, – ответил Дмитрий, возгордившись серьезностью поставленной ему задачи.
– Ежели что, то вот тебе оружье боевое. – Синеус протянул Дмитрию рогатину.
– Взаправдашнее?! – обрадовался тот.
– Ну а как же иначе-то. Чай, и разбойник, коли придет, тож всамделишный будет. Так ты его не забоишься? – еще раз спросил Синеус, на что царевич только отрицательно покачал головой.
– Ну вот и ладненько, – кивнул Синеус. – А мы с приятелем твоим мигом, токмо травки нарвем да назад, – и шагнул за порог, увлекая за собой Ивашку.
– А почто Мите с нами нельзя было? – поинтересовался Ивашка, едва они удалились от избушки и углубились в лесную чащу.
Уже смеркалось, и в притихшем лесу это было заметно еще сильнее, чем на полянке, где стояла Синеусова избушка. Сильные испарения, исходившие от болота, расположенного неподалеку от его жилья, заглушали все остальные запахи: сырой перегнившей листвы, свежих, налитых почек деревьев и молодой травы. Почва под их ногами начала уже хлюпать – они подошли к самому краю болота, ежегодно собиравшего свою страшную дань с жителей близлежащих деревень.
Если именно к этому краю даже в летнюю пору из сельчан мало кто приближался – опасались близости избушки колдуна, то с трех других сторон продолжали приходить, в поисках грибов да ягод, которых, как назло, росло там видимо-невидимо. В иной год месяца не проходило, чтобы не сгинуло чье-то дите, ступив на заманчиво зеленую полянку, которыми в изобилии наделила свои смертельные ловушки ненасытная трясина.
– Примечай, как идем, – не ответив на Ивашкин вопрос, сказал Синеус и огорошил мальчика: – Назад один ворочаться будешь – не забоишься?
– А вы-то как же? Нешто здесь заночуете? – посмотрел на старика широко открытыми от удивления глазами Ивашка.
– Я следом пойду, – пояснил Синеус. – Погляжу, как ты обратный путь запомнил. Не заплутаешь?
Ивашке было, конечно, страшновато идти первым навстречу неведомым опасностям, но еще хуже для него было сознаться в своем страхе, и он только молча кивнул.
«В конце концов, чего особливо-то пужаться? Разве что зверя какого – волка али медведя. Так они в эту пору не шибко разгуливают. К тому ж и пойдет он не вовсе один – дедушка Синеус сзади. Нешто не поможет, ежели что?» – рассуждал он мысленно, успокаивая сам себя перед грядущим испытанием.
– А теперь гляди в оба и шагай за мной след в след. Оступишься али в сторону шагнешь – почитай, что и не было тебя вовсе. Трясина кругом. – И посерьезневший до предела старик протянул оробевшему Ивашке поднятую им по дороге сухую жердину.
Другой жердиной он все время промерял путь впереди себя. Зыбкая почва, на которой они стояли уже по щиколотку в воде, а Ивашка – по самые коленки, качалась под ними, утробно чавкая, будто облизывалась, предвкушая близкую добычу. Спустя несколько минут Синеус обернулся к мальчику.
– За жердину крепче держись, да не сробей сейчас, не отступи. В сторону шарахнешься – смерть.
– Ага, ага, – торопливо закивал порядком подуставший Ивашка. – А скоро ль придем-то?
– Чуток осталось, – утешил старик. – Вот только тут теперь не сробей. Счас пред нами человек из болота встанет. Ты его не боись, не настоящий он. Чучело. Я его сам состряпал, дабы ежели кто чужой энтим путем пойдет, дак чтоб не дошел.
С этими словами он прошел несколько шагов вперед, и прямо возле него из смрадной трясины вылезло чудовище с огненными дикими глазами, выросшее вскоре во весь свой огромный двухметровый рост и вытянувшее свои руки навстречу путникам, по крайней мере так показалось перепуганному мальчику, с истошным криком повалившемуся навзничь в вонючую стоялую воду.
Синеус оглянулся и приободрил Ивашку:
– А жердины из руки не выпустил. Ай, молодец. А теперь вставай скорее. На сей тропе долго стоять нельзя – засосет.
Ивашка, все еще дрожа от пережитого ужаса, поднялся и с огромным усилием оторвал ноги от чего-то мягкого и обволакивающего.
– Говорил же, что это – чучело, – объяснил ему старик. – Крест я, вишь, сделал, да на голову череп сей надел. А чтоб похоже было, порты с рубахой натянул на него. Вишь, как все тиной заросло, оттого он и зеленый весь.
– А глаза-то отчего светятся? – спросил Ивашка. Звук собственного голоса как-то успокаивал его, и потому мальчик без умолку засыпал старика вопросами.
– Дак там тоже просто. Я ему туда две гнилушки сунул поболе, чтоб в глазницах застряли, – они и светятся. А без него никак нельзя. Вишь, ты хучь и знал о нем, и то испужался, когда оно к тебе встало. А теперь представь, что было бы, если б я тебя не упредил?
Ивашка представил и… передернулся. Было бы о-го-го.
– Вот и худой человек от такого страшилища тоже непременно отшатнется. Али сердчишко сробеет, али просто в сторону отпрыгнет. А трясина-то как раз и ждет уже его. Выбравшись на небольшой сухой островок посреди болота и устало плюхнувшись на сухую землю, причем даже не выпуская из рук жердины, он добавил: – Ненасытно сие болото, аки жадность людская. И нет ему дна… Стой! – прервал он свои рассуждения. – Я как тебе рек? След в след, а ты…
– Дак здесь ближе, – попытался возразить застрявший в двух шагах от островка Ивашка, ноги которого прочно увязли в болоте. Вместо того чтобы свернуть подобно старику вправо и далее, чуть пройдя, опять вернуться влево, он решил двинуться прямо и теперь никак не мог сдвинуться с места.
– Ближе… – передразнил старик добродушно. – Ан и утоп бы вмиг. Я б тоже напрямки пошел, кабы трясины здесь не было. – И, подав мальчику жердину, уже вытаскивая Ивашку на сухой берег, проворчал: – Боюсь, не запомнишь ты с одного раза весь путь. Ну да ладно, проверим. Авось я все равно сзади пойду. Ты полежи малость, – заботливо склонился он над рухнувшим от усталости мальчиком. – Токмо на зипунок ложись. Нельзя на землю-то. Сырая она здесь завсегда, а от тебя вон как жаром пышет – вмиг остынешь насмерть. А я пока дровишек наберу да кострище запалю – тогда и поболтаем.