– …а наша страна оказалась под угрозой уничтожения. Если вы не примете решение вернуться на свое законное место, землетрясения будут происходить все чаще, пока весь Рудлог не превратится в руины.
Понятно. Они все там проклятые манипуляторы. А я-то думала, это мне уникальный экземпляр попался.
– Да, я слышала эту версию, – холодно согласилась Ангелина. – Кто может подтвердить, что необходимо именно возвращение на трон? Есть ли возможность в частном порядке решить этот вопрос? Я могу тихо приезжать на Алтарный круг раз в несколько лет, отдавать кровь и уезжать. И все это без короны у меня на голове.
– Я могу вызвать сюда ректора МагУниверситета, Александра Свидерского, – деловито предложил Тандаджи. – Именно он с коллегами забил тревогу и выяснил, что пустой трон и катастрофы взаимосвязаны.
Они были сейчас чем-то похожи – моя сестричка и этот непростой господин начальник разведки. Невозмутимостью, наверное.
– Знакома, – кивнула Ангелина. – Пообщаться с ним необходимо, сделаем это позже. Итак, предположим, я соглашаюсь. Что я еще должна знать?
Майло Тандаджи чуть изменился в лице, едва уловимо, и я насторожилась.
– Для того чтобы ваша кровь имела необходимую силу, вам придется не только короноваться, но и выйти замуж. На тех же условиях, что и ваша матушка за первого мужа.
Я увидела, как нахмурился отец. Он, как и я, слушал молча, но не скрывал напряжения. Зато Ангелина будто и не слышала. Или слышала, но не придала значения как чему-то несущественному.
– Еще что-то?
– Все, моя госпожа.
Я плюхнула куски омлета на тарелки, добавила хлеб, побежала в гостиную, к мерцающему телевизору – быстро отдать еду детям и бежать обратно, только бы не пропустить ничего. Кажется, шли новости. Я вручила младшим мальчишкам обед, развернулась еще за двумя тарелками, мимоходом взглянула на экран.
– Ангелина, иди сюда, – позвала я, глядя на транслируемую картинку.
Сестра зашла, застыла за спиной, как и отец. На экране показывали то сверху, будто с высоты птичьего полета, то приближаясь, огромную площадь Победоносца, расположенную перед Высоким Советом и нашим дворцом.
И эта площадь была сплошь заполнена людьми. Наверное, там были десятки, а то и сотни тысяч. Мужчины и женщины, старики и дети. Они молча стояли. Почти все на коленях. На крупной, неудобной брусчатке плаца. Держали свечи и молчали.
Камера выхватывала напряженные лица, руки, держащие нарисованные на тетрадных и альбомных листиках плакатики.
«Простите нас».
«Спасите нас».
«Мы хотим жить».
У меня закружилась голова, будто я летела под откос и ничего не могла с этим сделать. Повернулась к сестре, желая понять, не собирается ли она сделать глупость, но там все было очевидно.
– Нет! – крикнула я со злостью, перевела взгляд на маячившего в двери кухни подполковника. – Ани, это наверняка они и организовали! Не поддавайся, умоляю! Это же очевидный эмоциональный шантаж! Ты не можешь приносить себя в жертву ради этих людей! Ты не можешь решать за нас! Никто из них и пальцем не пошевелил, когда убивали маму! Разве они стоят этого?
Я уже знала ответ, но хотелось рвать и метать. В горле стало горько, словно я хлебнула полыни.
– Люди стали приходить на площадь сразу после заявления премьера Минкена, – сказал Тандаджи, никак не реагируя на мои обвинения. – Вы нужны им, принцесса. Вам необходимо встретиться с министрами и Высоким Советом.
– Да заткнитесь вы уже! – рявкнула я, схватила сестру за руку, прижала к себе.
– Ангелиночка, пожалуйста… мы уедем… не надо…
Но моя старшая сестра отняла руку, будто я была ей чужой, и повернулась к тидуссу.
– У меня будут условия, которые не понравятся парламенту, подполковник.
Тандаджи неуловимо улыбнулся.
– Я очень рассчитываю на это, моя госпожа.
* * *
Майло, конечно же, кое-что утаил. Рано или поздно информация о том, что предполагаемый супруг будущей королевы – тот самый Кембритч, который повел себя с младшей Рудлог словно бультерьер, дойдет до Ангелины. Но сейчас важно не испортить момент, а эта пикантная подробность могла не просто испортить – обрушить все усилия Тандаджи, свести их к минус бесконечности. Сейчас нужно было умолчать, а потом, когда Ангелина увязнет во всей этой монархической суете, – рассказать. И пусть рассказывает кто-нибудь другой, не он. Вот, Минкен дипломат, пусть сам и разбирается.
Тандаджи вспомнил, как впервые в жизни орал на Кембритча, задавая один и тот же вопрос: какого хрена он вообще полез со своими проверками? Почему нельзя было просто сообщить о своих подозрениях и письме мага? Почему не подумать мозгом, которого в тупой голове лорда меньше чайной ложки, к каким политическим последствиям это может привести?
На самом деле подполковник понимал, почему Люк решил сам расколоть этот орешек. Это была его охота, а Кембритч был слишком азартен и самолюбив, чтобы прийти к начальнику просто с предположениями. Но это не отменяло того факта, что Люк чуть не пустил к демонам самое важное дело в его жизни.
И еще кое-что насторожило Тандаджи. Обычно ехидный и спокойный как мул даже под начальническим гневом, Кембритч, отпускающий покаянные шуточки в ответ на выговоры, на сей раз молчал. И выглядел каким-то потерянным. Ничего не ответил на его «А теперь пошел вон, лечиться», просто развернулся и, сильно хромая, вышел. И Тандаджи нюхом старого разведчика чувствовал витающую в воздухе недосказанность, сильно нервирующую его. Он не любил упускать важные детали, а сейчас ощущение было именно такое.
Перед отлетом из Орешника Майло вызвал из листолета руководителя группы менталистов. И отдал приказ поработать с каждым жителем городка. Так, чтобы на рассказ посторонним о семье Богуславских стоял надежный, но совершенно безвредный блок.
А Люк, приехав домой, первым делом набрал номер с кодом Лесовины и долго слушал гудки, звонил снова и снова, пока трубку не сняли.
– Дом безумного мага, – мрачно проскрипел юношеский голос ему в ухо.
– Алмаз Григорьевич может подойти? Это Евгений Инклер, у меня важная информация.
– Он в лаборатории и ноги мне оторвет, если я его потревожу. Извините.
– Он вам ноги оторвет, если не потревожите, это я гарантирую. Слушайте, молодой человек, и передайте в точности и прямо сейчас. Их нашли, и, скорее всего, через два-четыре часа они будут в Высоком Совете. Думаю, им не помешает авторитетная поддержка.
– Не-е-е-ет, – протянул парень, – я в логово к Деду точно не полезу. Я не самоубийца.
Люк тихо втянул в себя воздух. Все-таки даже для его хваленой выдержки иногда наступает предел.
– Как вас зовут, молодой человек?
– А вам зачем? – не сдавался практикант. Кажется, Кембритч начал понимать, почему для Алмаза выбор между растением-людоедом и любимыми студентами был так непрост.