Оливия толкнула дверь и вышла.
«Получается, он не знал о папиной смерти», — размышляла Оливия по пути к машине. Как давно он бродяжничает? С тех пор как ушел из полиции? Уже шесть лет? Но человек же не сразу опускается на самое дно. Это занимает какое-то время. Или он просто разорвал все контакты с коллегами? Странно.
Так или иначе, Оливия получила ответы на свои вопросы и, возможно, больше никогда не встретится со Стилтоном. Теперь ей нужно просто резюмировать всю собранную информацию и сделать некий вывод. Потом она сдаст работу Оке Густафссону.
Хотя эта история с сережкой… В пальто жертвы нашли сережку. Но уши у нее не были проколоты. Откуда взялась сережка? Оливия решила повременить с выводами до поры до времени.
Стилтон зажег в отсеке новую свечу. Он собирался оставаться здесь, пока не удостоверится, что Рённинг ушла. После этого она, скорее всего, больше его не потревожит. Стилтон хорошо осознавал, что дал ей слишком много информации. Засекреченной. Слишком много деталей. Но на это ему плевать. Его отношение к собственному полицейскому прошлому оставалось холодным. Может, однажды он кому-нибудь расскажет, почему так вышло. Кому, он понятия не имел.
Но Стилтон намеренно утаил от Оливии одну довольно важную деталь. После экстренного кесарева сечения, проведенного врачом «Скорой», ребенок убитой выжил. Эта информация так и не была обнародована в целях безопасности ребенка.
Потом Стилтон подумал об Арне Рённинге. Значит, он умер? Грустно. Арне был отличным полицейским и хорошим человеком. В течение нескольких лет они достаточно близко общались. Доверяли друг другу, любили друг друга, делили кое-какие тайны.
А теперь он умер. И вдруг появилась его дочь.
Стилтон посмотрел на свои худощавые руки. Они слегка тряслись. Глубокое погружение в убийство на Нордкостере вызвало у него неуместные эмоции. Вдобавок смерть Арне. Стилтон схватил свою баночку диазепама, отвернул крышку и пожалел о сделанном. Он должен перетерпеть. Не превращаться в Югарбенке. Он должен найти двух убийц.
Затушив свечу, Стилтон поднялся и пошел к каменной лестнице.
* * *
Рана оказалась серьезной. Ударь они чуть выше, могли бы сломать основание черепа. Так Еве Карлсен сказал врач.
Хватило нескольких швов, тугой повязки и немного обезболивающего. Врач, женщина из Туниса, была настолько сострадательна, насколько Ева в этом нуждалась. Не к ее ранам, это пройдет, а к самому факту нападения. Оно ранило больше, чем боль. Унижение. Незнакомые люди рылись в ее личных вещах в ее собственном доме. Отвратительно.
Грабители? Но что у нее ценного? Картины? Камера? Компьютер? Никаких денег, это Ева точно знала. А если взлом совершили не воры? А кто-то, кто охотится за ней лично? Кто ждал в доме, пока она не войдет? Чтобы ударить ее?
Молодежное насилие? То ток-шоу?
Сначала Ева поехала домой, находясь под легким обезболиванием. Она обошла весь дом и отметила, что ничего не украли. Только перевернули все вверх дном. И это чувствовалось.
После она поехала в полицейский участок района Вэстерурт в Солне. По дороге в полицию Ева ругала себя за то, что есть на Eniro. Не следовало бы, зная, чем она занимается. Это она исправит.
* * *
На Стокгольм опустились сумерки. Количество транспорта в центре уменьшилось. Люди покинули большой офис на Свеавэген несколько часов назад. Единственный человек, который остался, сидел наверху в кабинете директора. Бертиль Магнуссон. Он пытался успокоиться при помощи алкоголя. Виски. Плохой способ в длительной перспективе, но помогает на короткое время в небольших количествах. Ему вскоре придется ехать домой, а он знал, что Линн начеку. Малейшее отклонение от нормы заставит ее рубить сплеча.
Хотя «рубить» — тут Бертиль несправедлив. Линн не такая. Рубили в другом его мире. Направо и налево. Пленных не брали, а просто убивали ради выгоды. Такова отчасти его деловая культура. Иногда убивать не хотели, но были вынуждены. Что и его коснулось, косвенно. К сожалению, без утечки не обошлось. И утечкой этой оказался один человек. Нильс Вент. Он имел при себе запись, с которой Бертиль ничего не мог поделать. Даже не знал, как ее достать.
Магнуссон сделал большой глоток, зажег сигариллу и посмотрел на Свеавэген. На кладбище Адольфа Фредрика. Он думал о собственной смерти. Магнуссон читал в одном американском буклете, что сейчас существуют гробы с кондиционерами. Интересно. Ему нравилось думать о таком гробе. Можно дополнительно оснастить его массажным мотором, чтобы держать тело в форме… Он улыбнулся.
А что с местом захоронения? Где оно будет располагаться? Вся семья была похоронена на Северном кладбище, но туда Бертиль не хотел. Ему нужно личное место. Мавзолей. Место поклонения одному из величайших промышленников Швеции. Или как Валленберги. Тайные могильные камни в родовых местах. Но он не был никаким Валленбергом. И никаким Мюгге, Пигге и тому подобное. Скорее он был человеком, который добился всего сам, хотя отец и дядя помогали ему. То с одним, то с другим. Его звали Бертиль Магнуссон.
Виски подействовал. Показал ему, чего он стоит. Осталось только разобраться с этим червем Нильсом.
* * *
Оливия купила коробку индийской еды из «Шанти». Вкусно, просто и как следует приправлено. После еды девушка позволила себе подремать на диванчике. С Элвисом на животе. Потом в голове снова закрутились мысли. Она начала вспоминать встречу в отсеке. «Когда-нибудь я расскажу об этом маме, — думала она. — Встреча со Стилтоном в помещении, где крысы размером с бобров рыскают кругами вдоль стен, а вонь достойна фильма о…» Тут Оливия не придумала никакого удачного сравнения и снова начала думать о разговоре в отсеке.
Прокрутив каждую реплику, девушка запнулась на одном моменте: когда она обмолвилась о своей версии, связанной с Джеки Берглунд, и спросила Стилтона, не приходили ли ему в голову подобные мысли. На этом месте диалог прервался. Стилтон молчал гораздо дольше, чем до этого. Ничего не отвечал прямо, как делал прежде. Он что-то обдумывал. Так показалось Оливии. А почему он так себя вел? Потому что что-то с этой Джеки нечисто!
Оливия спустила обиженного Элвиса на пол и схватила папку, переданную ей Евой Карлсен. На часах почти девять, но сейчас лето и еще не стемнело, к тому же она всегда может извиниться.
— Извините, что пришла так поздно.
— Ничего, заходите.
— Спасибо.
Ева жестом пригласила Оливию войти. Протягивая папку, девушка заметила, что затылок Карлсен заклеен пластырем.
— Что-то случилось?
— Взломали дверь, ударили меня по голове, я только что вернулась из больницы и полиции, одно, другое, третье…
— Ой! Простите! Я не буду…
— Все в порядке. Я хорошо себя чувствую.
— Но как? Взлом? Здесь?
— Да.
Ева прошла в гостиную перед гостьей. Два невысоких торшера освещали мягкую мебель неярким сиянием. Беспорядок после взлома почти везде был убран. Ева указала на кресло, в которое Оливия тут же опустилась.