— Что они украли?
— Ничего.
— Хм, но почему? Что…
— Думаю, меня просто хотели напугать.
— Из-за… из-за тем, на которые вы пишете?
— Да.
— Ужас… это те, кто избивает бездомных?
— Убивает. Женщина в фургоне умерла.
— Я видела.
— Посмотрим, попаду ли я на Trashkick, — ухмыльнулась Ева. — Хотите чего-нибудь? Я как раз делаю кофе.
— Спасибо, с удовольствием.
Ева направилась на кухню.
— Вам помочь? — спросила Оливия.
— Нет, спасибо.
Оливия оглядела оригинально обставленную комнату. Яркие цвета, красивые ковры и стены, заставленные полками с книгами. Интересно, прочла ли Ева их все? Девушка задержала взгляд на полке с фотографиями. Ей, как всегда, стало любопытно. Она встала и подошла к полке. Очень старое свадебное фото, наверное, это родители Евы. Затем более новое: свадьба Евы и атлетического мужчины, и рядом — фото молодой Евы и юного красавца.
— Молоко? Сахар? — донесся из кухни голос хозяйки дома.
— Молоко, пожалуйста.
Ева вернулась с двумя чашками в руках. Оливия помогла ей и взяла одну. Ева жестом пригласила Оливию на диван:
— Садитесь.
Девушка села на мягкий диван, поставила чашку на стол и кивнула в сторону свадебного фото:
— Это ваш муж?
— Был. Мы в разводе.
Устроившись в кресле, Ева немного рассказала о бывшем муже, когда-то успешном спортсмене. Они познакомились, когда она училась на журналиста. Уже несколько лет как они развелись. Он встретил другую женщину, и развод оказался мучительным.
— Проще говоря, он вел себя как скотина.
— Какой ужас.
— Да. Не могу сказать, что по жизни мне везло с мужчинами, в основном я получала одни тревоги и разочарования.
Ева улыбалась, искоса поглядывая из-за чашки. Оливия удивлялась: зачем эта фотография стоит на видном месте, если бывший муж — такая скотина? Она бы сразу ее убрала. Девушка снова кивнула в сторону фотографий:
— А этот милый юный мальчик, которого вы обнимаете, был первым разочарованием?
— Нет, это мой брат Сверкер, умер от передозировки. — Ева вдруг резко сменила тон: — Ну, всё, хватит обо мне.
Оливия вздрогнула и прикусила язык. Очевидно, она снова перешла границу со своими личными вопросами. Когда она это наконец усвоит?
— Извините, я не хотела… Извините.
Ева смотрела на Оливию. Лицо оставалось неестественно напряженным несколько секунд, потом Ева снова откинулась в кресле и чуть улыбнулась:
— Это я должна извиниться. Просто… Голова трещит, ужасный день, извините. Как у вас дела? Пригодилось что-нибудь из материалов?
— Да, но я хотела спросить вас об одной вещи. Вы не знаете, на кого Джеки Берглунд работала в восемьдесят седьмом, когда занималась эскорт-услугами?
— Знаю. На довольно известного в то время господина — Карла Видеунга, он владел «Голд Кард». Думаю, информация о нем есть в папке.
— Правда? Должно быть, я пропустила. Чем занималась «Голд Кард»?
— Эскорт-фирма, в которой работала и Джеки тоже.
— Хорошо, спасибо. Карл Видеунг, какое забавное имя.
— Особенно для порнокороля.
— А он им был?
— Да, в то время. Вы по-прежнему занимаетесь Джеки?
— Да.
— Помните, что я вам сказала.
— О ней? Что нужно быть осторожной?
— Да.
* * *
Джеки Берглунд стояла у панорамного окна с видом на улицу Норр Мэларстранд и смотрела на воду. Она любила свою квартиру: шесть комнат, последний этаж, потрясающий вид до самых Южных высот. Мешали только сосны на другой стороне улицы. Они закрывали вид. Джеки считала, что с этим нужно что-то сделать.
Она повернулась и прошла в просторную гостиную. Несколько лет назад один модный архитектор получил полную свободу действий и создал произведение искусства, смешение холодного, теплого и чучел животных. Совершенно в стиле Джеки. Она налила сухого мартини в маленький бокал и включила диск — танго, которое она обожала. То и дело в квартире бывали мужчины, с которыми она танцевала, но редко кто умел танцевать танго. «Когда-нибудь я познакомлюсь с настоящим танцором, — размышляла она, — с подвижными бедрами и ограниченным словарным запасом». Она с нетерпением ждала этой встречи.
Джеки как раз собиралась налить еще мартини, когда услышала звонок. Звонил не ближайший телефон, а тот, который стоял в кабинете. Она посмотрела на часы: почти полпервого ночи. В это время звонили они. Как правило. Клиенты.
— Джеки Берглунд.
— Привет, Джеки, это Латте!
— Привет.
— Слушай, у нас тут будет небольшая вечеринка, нам понадобится сопровождение.
Постоянные клиенты, такие как Ларс Ернйельм, знали, как выражаться, звоня Джеки. Говорить не слишком напрямик. Подбирать слова.
— Сколько вам нужно?
— Семь-восемь. Высший класс!
— Предпочтения?
— Особо никаких, но ты знаешь, желательно с happy ending. [21]
— Оʼкей. Куда?
— Я скину эсэмэс.
Джеки повесила трубку и улыбнулась. «Happy ending» — выражение, заимствованное из меню азиатских девочек. Они его использовали, когда хотели знать, будет ли клиент заказывать интимный массаж.
Латте нужны «девочки на десерт», которые готовы на вечеринку с продолжением. И он таких получит без проблем.
* * *
В ту же ночь Аке вернулся домой избитый. Сильно избитый. Спотыкаясь, десятилетний мальчик шел между высотными домами Флемингсберга, по неосвещенной нечетной стороне, держа под мышкой скейтборд. Тело болело из-за ударов. Многократных ударов. Поврежденные места скрывала одежда. Аке чувствовал себя одиноким, когда пробирался домой, и в голову снова лезли эти мысли. О папе. О том, кого не существовало. О том, о ком мама никогда не рассказывала. Но он же должен быть. Где-нибудь. У всех детей должен быть папа.
Мальчик прогнал мысли и рукой обхватил ключ, висящий на шее. Он знал, что мама была в центре на работе, и он знал, чем она занималась. Или кем являлась.
Как-то один из одноклассников просветил его после футбольной тренировки.
— Проститутка! Твоя мамаша — проститутка!
Аке не знал, что значит это слово. Придя домой, он сразу зашел в Интернет и все разузнал. Он был один. Потом мальчик достал графин с холодной водой, который мама оставила для него в холодильнике, прежде чем уехать на работу, и выпил почти целиком. После он лег. И начал думать о маме. О том, что он мог бы помочь ей с деньгами и маме не пришлось бы быть той, кем ее называли.