Баран издох буквально вчера, а вернее – был украден кем-то из солдат и тайно сожран, – донесли главе гаруспиков.
Небо низкое, пасмурное, что можно будет сказать по поводу полета и пения птиц, вообще трудно представить.
Одним словом, все жреческое сословие было в панике.
Сказать что-то определенное о степени религиозности Луция Корнелия Суллы трудно. Да, в своем ларце он носил маленькие статуэтки домашних богов, и иногда в задумчивости ощупывал, поглаживал их крепкими пальцами с коротко остриженными ногтями. Они давали ему ощущение родного дома. Верил ли он, что по внутренностям убитого барана можно определить исход будущего сражения? Верил ли он, что три ласточки, совершившие одновременный зигзаг над головами трех авгуров – есть запретительный знак для начала любых крупных военных операций?
Это навсегда останется тайной. Но одно несомненно, в одном проконсул был уверен: необходимо, чтобы воины его армии, идя в бой, были уверены, что идти в этот бой им приказал не только их командир, но и посоветовали боги.
Легион Лукулла и легион Мурены были выведены из стен лагеря и построены полуквадратом вокруг места перед шатром проконсула. Там же был поставлен новый, свежеобструганный стол, на котором дымилась рассеченная туша наспех отысканного барана. Главный гаруспик толстый, одышливый человек, взял в руки золоченый ритуальный нож и поглядел на проконсула.
– Штурм должен состояться? – спросил он одними губами. Проконсул кивнул одними веками и перевел взгляд выше, в сторону Длинных стен, где продолжалась обычная, рутинная работа.
Авгурам было легче, они уже два часа как отправились в ближайшие горные рощи, ибо только там можно было без помех наблюдать диких зверей, поведение которых и должно было явить божественный знак, столь же достоверный, как и расположение жировых пятен на печени раскромсанного барана.
Жрец подошел к распластанному животному. И в этот момент Сулла услышал только ему одному известный звук. Марк Карма едва слышно свистнул, привлекая внимание господина. Но ритуал есть ритуал. Даже проконсул, даже, если он уверен, что возникла ситуация, требующая немедленного его внимания, не может перед лицом стольких тысяч своих солдат прервать или нарушить течение богоугодной процедуры.
Карма никогда бы не посмел себе отвлекать проконсула и в ситуации куда менее ответственной.
Что случилось?
Жрец, совершив несколько умелых мясницких движений своим специальным ножом, извлек на свет баранью печень. По рядам воинов прошел гул сдержанного удовлетворения. Сулла дернул щекой, чего они, собственно, боялись, что баран вообще окажется без печени?
Справа и слева к толстяку в черно-красной одежде с окровавленными руками подошли еще два члена коллегии гаруспиков. Только так, втроем, они имели право сформировать непоколебимое мнение об увиденном послании богов, заключенном почему-то в печень безмозглого, хотя и вкусного животного.
«Ну», – мысленно поторопил жрецов Сулла. Думать им было не о чем. Им было сказано – штурм должен состояться. Чего они мешкают. Сначала один обернулся в сторону проконсула, потом и остальные. Что они там посмели рассмотреть интересного или необычного во внутренностях этого барана?!
А Карма, спрятавшийся за шатром, вновь присвистнул, уже даже не просительно, а с явным требованием в тоне.
Сулла понял, ему придется подойти к жертвенному столу. Он не боялся крови, но он не терпел непонятливых дураков. Чего хотят от него эти трое?!
Величественно ступая, так, чтобы каждый шаг выражал спокойствие и уверенность, неся дивный плюмаж своего шлема, ниспадающий роскошный плащ, опираясь левой рукой о рукоять родового меча, Луций Корнелий Сулла подошел к жертвенному столу.
Очень тихо, чтобы не дай бог не услышал никто из окружающих, хоть и стоящих поодаль, не услышал его слов, старший гаруспик сообщил, что строение печени, цвет, свидетельствуют несомненнейшим образом о том, что никакое сегодняшнее сражение, начатое римлянами, выиграно быть не может.
– Какой еще цвет?! – Суллу взбесило это неожиданное препятствие, возникшее там, где он никак не рассчитывал его встретить. Он с таким трудом решался на это штурм, а тут…
– И главное, печень не разделена на доли, проконсул, такое бывает так редко…
– Это прямой и вернейший знак – нельзя! – скрипнул другой жрец, носатый, прыщавый старик.
– Такую печень увидел несчастный Терренций Варрон, и не послушав Эмилия Павла…
Сулла слишком хорошо знал, что произошло в тот самый день, когда Терренций Варрон по своему личному почину начал злосчастную битву при Каннах, он хотел оборвать слишком разговорившихся жрецов, но ему не пришлось этого делать. Вокруг раздались тревожные голоса, кричали сразу сотня или две голосов, потом крик сделался всеобщим.
– Смотрите на стену! Смотрите на стену!
Левее строя римских башен, над стеной, появилась какая-то странная поросль непонятного сначала происхождения. Очень скоро разъяснилось, что это.
Лестницы. Это не штурмующие, а защитники перебрасывали через стену изнутри своего укрепления штурмовые лестницы, и в огромном количестве. Вот они коснулись земли, и по ним посыпались вниз понтийские пехотинцы.
– Архелай-хитроумный, – сказал проконсул, – придется вспомнить, что меня зовут Счастливый Сулла.
И тут, словно в опровержение этих слов, издала странный, какой-то даже, можно сказать, длинный крякающий звук крайняя правая, гигантская гелепола, содрогнулась и потеряла стройность, как человек, которого ударили в район поясницы. Вслед за этим она, роняя орущих людей, ведра, крутящиеся в воздухе баллисты, стала оседать направо и заваливаться, явно съезжая в подкоп, наконец законченный бесчисленными землеройками Архелая.
В то же мгновение прозвучали команды легатов Цизальпинского и Италийского легионов, построенные воины сделали всего лишь несколько движений и мгновенно развернувшись, образовали единый фронт против набегающих со стороны Длинных стен многочисленных, как всегда, очень шумных понтийцев. Представителей каких только племен там не было; щиты и круглые и заостренные книзу, шлемы остроконечные и рогатые, в руках копья, топоры, мечи и палицы.
Внутри римского построения продолжали раздаваться команды центурионов, происходили стройные множественные движения, фронт расширялся, но разрывов в нем не возникало ни малейших. Все совершалось с методичностью и даже неспешно, но исключительно вовремя и в полном порядке.
Слева от шатра проконсула быстро накапливались лучники, это были в основном эпироты и луканцы, хорошо показавшие себя в уличных боях в Пирее. Они должны были нанести массированный удар по второй волне понтийцев, когда первая, натолкнувшись на железную стену из легионеров, начнет окатываться. Первая и вторая волны столкнутся, и тут они окажутся под градом стрел.
В первые полтора часа сражения все развивалось так, как это предугадывал проконсул. Успели подойти легионы Гальбы и Гортензия, образовав с легионами Лукулла и Мурены единое стратегическое сооружение с длиной фронта более чем в километр. Всадники Мутация Флакка надежно прикрывали фланги, так что у людей Архелая не было никакой возможности обойти римскую пехоту, пользуясь своим немалым численным преимуществом.