Сулла кивнул.
Все знали, что он прибыл сюда именно для этого, но порядок требовал, чтобы консулы поинтересовались его планами.
Сразу же, в мгновение ока, образовался достаточно широкий коридор в толпе, ведущий к главной ораторской трибуне. Той самой, с которой еще не всеми забытый Руф произносил свои речи; той самой, где впоследствии ровно неделю стояла, источая червей, его отрубленная голова.
С этой трибуны обращались к народу и Марк Порций Катон: «Карфаген должен быть разрушен!», и Фабий Максим, за свою выдержку прозванный Кунктатором – Медлителем, он первым воскликнул: «Отечество в опасности!» Публий Корнелий Сципион с этой трибуны объявил, что Вторая Пуническая война закончена и Ганнибал разбит. Ливий Друз и Гай Гракх, Сатурнин и Гортензий и множество фигур гораздо менее значительных возвышали свой голос отсюда.
Теперь с этой трибуны хотел обратиться к римскому народу Луций Корнелий Сулла.
Он поднял руку, и шум на форуме стих.
Шум всегда стихал, когда он поднимал руку.
Рассказывали, что даже воды Эгейского моря вблизи Эфеса подчинились этому жесту и перестали плескаться.
– Моя речь будет короткой, ибо, клянусь всеми богами, в которых вы верите, о человеке следует судить по тому, что он сделал, а не по объяснениям, почему ему ничего сделать не удалось. Я сделал немало, и делал так, как считал нужным. Я многих лишил жизни, но клянусь Юпитером, только тех, кого жизни нельзя было не лишить. Иногда мои поступки были непонятны, но только для тех, кто не давал себе труда как следует задуматься, почему они были именно таковы. – На секунду Сулла прервался, словно для того, чтобы набрать воздуха в легкие. – Мое правление было бедствием для некоторых, бременем для многих и спасением для отечества. И всякому, кто захочет получить от меня отчет по любому вопросу, я дам ответ здесь и сейчас.
Ничто не бывает слишком длинным, даже благо. Недавно мой зять Помпей, вами же, квириты, прозванный Великим, дерзко сказал мне, что в натуре людей больше поклоняться восходящему светилу, чем заходящему. Я так быстро согласился с ним, что даже не успел обидеться.
Пришло мое время уходить.
Не из жизни. – Сулла широко и весело улыбнулся. – Я собираюсь прожить щедрый и разнообразный закат. Но не здесь, не с вами. У меня есть дом и сад. У меня есть любимая женщина.
Я ухожу в том смысле, что слагаю с себя титулы, возложенные на меня сенатом и приписанные чернью. Я более никто, я просто состоятельный землевладелец Луций Корнелий Сулла. Пользуйтесь последним моментом потребовать у меня отчета о тех делах, что вершил я, находясь во главе вас.
Я жду!
Острый как бритва взгляд синих глаз обежал толпу. Он как бы видел всех и обращался к каждому персонально.
Разумеется, никто – ни его зять, ни консулы, ни сенаторы, ни публика помельче – не верили, что этот человек говорит всерьез и не паясничает. То, что он намеревался сделать, никто никогда не делал.
Это было невообразимо.
Неслыханно.
Нелепо.
А поверить в серьезность этих слов, может быть, даже и опасно.
– Что ж, клянусь Юпитером, я был готов к разговору, вы оказали мне честь, поверив на слово, что мои злоупотребления были настолько невелики, что о них и говорить не стоит. Прощайте!
Сулла, не говоря более ни слова, сошел с трибуны и двинулся вон с форума, но не по тому живому ущелью, что старательно удерживали для него стражники и ликторы, он шагнул прямо в толпу. И она стала расступаться.
Толпа была настолько плотной, насколько это может представить себе горожанин, но она расступалась перед этим неторопливо, без всякой охраны идущим человеком.
Среди тех, кто, тяжко дыша, храпя, обливаясь потом, холодея от ужаса, скрежеща зубами, теснился сейчас вокруг него, было не менее нескольких десятков тех, что всю свою жизнь мечтали всадить ему нож в спину, вырвать сердце из груди и сожрать его. Они были совсем рядом.
Они были вооружены.
Никто бы не успел им помешать, но ни один из ненавистников даже не попробовал пустить в дело спрятанный под одеждой нож.
Еще несколько шагов.
Сулла оборачивается.
На лице его улыбка.
Не снисходительная, не презрительная, не издевательская.
Обычная дружелюбная человеческая улыбка.
Еще шаг, ступенька, вторая.
Сулла покинул форум.
Он оставил после себя такое замешательство, что некоторое время толпа пребывала в полном оцепенении.
Публий Сервилий, Аппий Клавдий, несколько видных сенаторов, Помпей, Квин Офелла и еще какие-то люди сгрудились возле ораторской трибуны.
Речи их были обрывочны и по большей части нелепы. Основной мыслью было – разыграл! Посмеялся! Надо готовиться к каким-то неприятностям.
– А если он действительно? – осторожно спросил кто-то из стариков-сенаторов. Помпей, красавец и любимец не только богов, но и богинь, снисходительно поглядел на него, девяностолетнего старца, и спросил:
– А ты, ты, старая развалина, отказался бы от власти?
Ответ на этот риторический вопрос был столь очевиден, что снова заговорили о том, чем может им всем грозить подобная выходка.
В том, что ничем хорошим, все были уверены.
– Ты должен поговорить с ним, – сказал Публий Сервилий Помпею.
– Почему я? – переспросил тот лишь для того, чтобы все остальные в сто голосов подтвердили ему, что он единственный человек, которого Сулла станет слушать, единственный человек, стоящий с ним почти на одной ноге, родственник, в конце концов.
Помпей дал себя уговорить.
– Подождем вечера. Может быть, станут известны еще какие-нибудь факты, которые от нас пока скрыты. Вечером я поговорю с тестем, несмотря на то что он, как вы слышали, не слишком-то меня жалует.
– Жалует, жалует, – замахал руками нервный Аппий Клавдий, – другого он бы за такую шуточку бросил в пруд с муренами, а тебе только попенял.
Надо заметить, что все эти хлопоты, планы были напрасны, бесполезны.
Спустя час, а то и менее после выступления на форуме Луций Корнелий Сулла, куманский землевладелец и молодожен, покинул Рим.
Он ехал верхом, обмотав голову сирийским шелковым башлыком, чтобы его не узнавали встречные. Престарелый Карма, едва не получивший удар во время выступления своего господина на форуме, тащился в телеге – такие используют для перевозки рожениц, когда они не в силах сами добраться до повитухи.
Разговора между господином и слугой не получилось.
79 г. до Р. X.,
675 г. от основания Рима