Но нельзя позвать друга в кафе, чтобы сказать, что вашей дружбе конец. «Или можно?»

— Ты… Ты была потрясающим другом все эти годы. Даже когда я этого не заслуживал. Мы провели вместе столько лет… Но теперь мне нужно строить новую жизнь со Стефани. Я дал клятву сделать это, когда женился на ней. И только недавно я понял, что не смогу выполнить эту клятву, если мы будем видеться.

«Судя по всему, все-таки можно позвать друга в кафе, чтобы сказать, что вашей дружбе конец».

— Мы много говорили в последнюю пару недель, и в особенности последнюю пару дней. И мы поняли, что не готовы завести ребенка. Мы не насладились временем вместе. Только я и Стефани. Я испытал влечение к тебе — это длилось всего мгновение, но этого было достаточно, чтобы я понял, что не полностью верен Стефани. А это нечестно по отношению к ней. Нечестно по отношению к нашему браку. Если мы заведем ребенка, это будет нечестно по отношению ко всем. Мы еще не готовы к такой ответственности. Мы больше не хотим этого ребенка.

— Дело в том, Мальволио, что если бы речь шла об остывшем ужине в моем ресторане, то я поняла бы, как можно сказать: «Я этого больше не хочу». Но это ребенок. Ты не можешь передумать. Это же ребенок!

— Прости. — Мэл опустил глаза.

— Прости? Я вынашиваю твоего ребенка, ты передумал, а теперь ты говоришь мне «прости»?!

— Мне больше нечего сказать.

— Тебе есть что сказать. Например, ты можешь сказать мне почему.

— Я уже сказал тебе.

— Ты нес какую-то чушь. Ты не сказал мне, почему ты изменил решение о том, с чем мне было так сложно согласиться. И я пошла на это только потому, что знала, насколько вы со Стефани хотите ребенка. До этого вашего похода в горы ты постоянно стремился коснуться моего живота. И поэтому я не верю, что ты говоришь серьезно.

Мэл посмотрел на меня, его лицо окаменело. Было понятно, что он больше ничего не скажет.

— А что мне делать с ребенком, Мэл? — тихо спросила я.

Может, они и говорили о том, что ребенок нарушит привычный для них распорядок жизни, но вряд ли они продумали все последствия своего решения. А ведь должны были бы.

Он снова опустил глаза.

— Ты… ты могла бы… сделать аборт. — Мэл говорил так тихо, что мне пришлось податься вперед, чтобы расслышать его. — Так было бы проще всего. — Он почесал в затылке. Мэл всегда так делал, когда волновался. — Так было бы лучше всего.

— Проще? Лучше? — повторила я. — Откуда тебе знать?

Мэл не поднимал глаз.

— Стефани делала аборт. Ей было тогда пятнадцать. Вроде бы с ней все в порядке.

«Все в порядке? Со Стефани? Ох, только не начинай…»

— Одно дело пойти на аборт, когда ты молода и залетела случайно. Но когда тебе под тридцать и ты тщательно планировала беременность — это совсем другое.

— Тогда оставь ребенка.

— Да, и что мне всем сказать? Что ты его отец? И что ты больше не хочешь со мной общаться? И да, родные мои, не беспокойтесь, я вовсе не трахалась с этим женатиком, я не залетела случайно. Нет, я воспользовалась шприцом, чтобы ввести себе во влагалище его сперму, потому что собиралась родить ребенка ему и его жене. Нет-нет, они не принудили меня к этому, я сделала это по собственной воле, потому что я ведь так волнуюсь о них.

— Вот что я имел в виду, когда говорил, что так было бы проще всего.

— Нет, Мэл. Проще всего было бы, если бы вы забрали у меня ребенка, как и планировали.

— Мы не можем. Прости меня.

— Хотя бы посмотри мне в глаза, когда говоришь это. Иначе я тебе не поверю.

Мэл посмотрел на меня, и я увидела, что он не со мной. Он полностью отстранился от ситуации. Я читала о таком, когда училась на психолога. Люди мысленно отгораживались от ситуации, чтобы сделать что-то, чего они не хотели делать. Чтобы пережить травму. Чтобы принять сложное решение.

Мэл отгородился от меня, чтобы суметь сказать мне это.

Я лишь раз раньше видела, чтобы он поступал так. Нам было одиннадцать. Хотя Мэл и был довольно высоким и мускулистым пареньком, он всегда таскался с девчонками — со мной или Корди, и поэтому мальчишки считали его слабаком. Билли Сноу, мордоворот и задира, сидел за мной и Мэлом на математике. И вот однажды он назвал тетю Мер психованной. Билли прошептал эти слова, зная, что учитель не услышит его, но Мэла это заденет. И потом он сможет и дальше дразнить Мэла.

Мэл вскочил из-за стола прежде, чем кто-либо (в первую очередь сам Билли) успел отреагировать. Он врезал Билли по челюсти, сбил его со стула на пол и молча принялся избивать. Все в классе, включая нашего учителя, мистера Бельфаста, были настолько огорошены, что не знали, что делать, и лишь с ужасом наблюдали, как лицо Билли Сноу превращается в кровавое месиво. В какой-то момент мистер Бельфаст очнулся и стащил Мэла с незадачливого хулигана.

И в тот момент в глазах Мэла не было ярости. Не было жажды убийства. Лишь пустота. Такая же, как сейчас.

Тогда я впервые в жизни испугалась Мэла. Он словно перестал быть мальчиком, которого я знала, и превратился в человека, способного сильно ранить кого-то и при этом оставаться невозмутимым.

Больше такого не случалось. Больше я не боялась Мэла.

Вплоть до этого момента.

То, что ему приходится вот так отстраняться от меня, чтобы сделать что-то настолько тяжелое, означало, что они действительно не хотят этого ребенка. И Мэл действительно не хочет больше со мной видеться.

— Прости меня. Нам не нужно было вообще все это затевать. Но лучше мы скажем тебе сейчас, чем через пару месяцев, когда что-то изменить будет уже трудно. — Мэл положил ладонь мне на руку.

Он так часто делал раньше. А теперь он говорил мне, что это в последний раз.

— Береги себя, ладно?

Мэл встал и ушел, оставив после себя лишь запах лосьона и память о тепле его ладони.

Глава 29

Через два часа Мэл вернулся домой. Дверь тихо закрылась за ним, ключи звякнули, когда он бросил их на столик в прихожей.

Мэл даже голову не повернул в сторону гостиной, не поздоровался со мной. Он отправился прямиком в кухню. Я услышала, как он хлопнул дверцей холодильника, как отодвинул стул от стола.

Я прождала пару минут, давая ему время решить, устроится ли он в кухне или все-таки придет ко мне.

Когда Мэл не пришел, я сама пошла к нему. Мэл сидел на стуле, глядя в окно, на сад. В руке у него была бутылка пива, еще четыре бутылки стояли перед ним. Он поднес горлышко ко рту и жадно припал губами к темной жидкости. Обычно я заставляю его пить пиво из стакана, но сейчас был неподходящий момент, чтобы заводить разговор об этом.

— Как все прошло? — спросила я, остановившись в дверях.