— Черт! — выдохнула она. — Вы с ума сошли! Я звоню в «Скорую»!
Она кинулась к телефону, но Настя поймала ее за руку и, пристально посмотрев ей в глаза, покачала головой:
— Нет, Машка. Его нельзя в больницу. Ты ведь учишься в медицинском. Вытащи пулю.
Маша посмотрела на Настю, как на сумасшедшую:
— Да ты что! Я не умею вытаскивать пули!
— Тебе придется попробовать, — мягко, но настойчиво проговорила Настя. — В больницу его везти нельзя. За ним охотятся бандиты.
— Так позвони в полицию! У тебя ведь сестра мент! — внезапно вспомнила Маша.
Настя нахмурилась и снова покачала головой:
— Это слишком сложно. К тому же этот парень иностранец. Помоги нам.
Слово «иностранец» почему-то подействовало на Машу. Она посмотрела на телефон и закусила губу, не в силах на что-либо решиться. И тут Мигель открыл глаза. Пару секунд он смотрел в потолок, потом перевел взгляд на Машу и тихо произнес:
— Не надо бояться. Достаньте пулю. У вас получится.
И снова закрыл глаза. Слова испанца, даже произнесенные так тихо, обладали почти гипнотической силой.
— Сумасшедшие какие-то, — проговорила Маша, а затем вздохнула и добавила: — Ладно, черт с вами. Сейчас достану аптечку. А ты сбегай на кухню и принеси зажигалку, водку, нож и кипяченую воду.
Настя побежала выполнять распоряжение. Вскоре она вернулась, неся все, что перечислила Маша. А та уже хлопотала возле испанца.
— Разрежь ему одежду! — приказала она Насте.
Настя так и сделала. Вместе они осторожно освободили торс испанца от лоскутов ткани. Стройный и гибкий, Мигель словно состоял из одних только мускулов и сухожилий. На вид ему было лет тридцать, но кожа у него была очень нежная, а грудь абсолютно безволосая.
Смочив ватный тампон перекисью водорода, Маша осторожно провела им по груди испанца. Входное отверстие от пули «уставилось» на Машу, словно багровый, затекший кровью глаз.
— Выглядит ужасно, — тихо сказала она. — Настя, подай водку.
Испанец открыл глаза и посмотрел на бутылку, которую держала в руках Лаврова.
— Что это? — хрипло спросил он.
— Водка, — ответила Маша. — Пейте!
Испанец послушно открыл рот и сделал несколько глотков.
— Настя, держи ему руки. И держи так крепко, как только сможешь.
— Это не понадобится, — не открывая глаз, пробормотал испанец. — Я не буду двигаться, пока вы мне не позволите.
— Ладно. Но все равно держи.
Настя взяла Мигеля за запястья и сжала их.
— Начинаем, — проговорила Маша и занесла нож.
Пока Маша пыталась достать пулю, испанец, вопреки ее ожиданиям, не стонал и не метался. Закусив губу и закрыв глаза, он словно оцепенел. Выглядело это так странно, что Маша забеспокоилась.
— Проверь ему пульс! — взволнованно попросила она Настю.
Та переместила палец Мигелю на артерию.
— Ровный, — сказала она после паузы. — Ударов шестьдесят в минуту.
— Странно, — удивленно произнесла Маша. — Он выглядит слишком смирным.
Настя усмехнулась:
— Этот парень умеет терпеть боль.
Вскоре пуля, темная и окровавленная, лежала на блюдце, а Маша взялась за иглу и капроновую нить. Зашивать раны она умела и действовала профессионально и уверенно.
Когда рана была зашита, Маша принесла из аптечки ампулу флуимуцила и шприц-пистолет.
— Антибиотик, — пояснила она. — Чтобы заражения не было.
Сделав Мигелю укол, Маша взяла бутылку с водкой, поднесла к губам и сделала пару хороших глотков. Закашлялась и вытерла выступившие на глазах слезы.
— Какая гадость, — сдавленно пробормотала она. — И как только мужики ее пьют? — Затем посмотрела на Настю и устало сказала: — Я сделала все, что могла, но твой друг все еще в опасности.
Настя выпустила руки испанца из своих побелевших, затекших пальцев и выпрямилась.
— Маша, спасибо, что помогла.
— Нужно быть сумасшедшей, чтобы помогать вам в этом. — Маша взяла со стола салфетку и, вытирая руки, посмотрела на испанца. — Сама не верю, что я это сделала. Если он умрет, нас обеих посадят.
— Он не умрет, — возразила Настя. — Он умеет держаться за жизнь. Ты уж мне поверь.
10
Пятнадцать минут спустя, укрыв спящего Мигеля пледом и выключив свет, Маша и Настя перебрались на кухню, чтобы выпить кофе и прийти в себя.
Маша курила тонкую сигаретку. Она все еще была бледна, но выглядела уже гораздо лучше, чем сразу после операции.
— Странно, — сказала она, глядя, как дымок белесым облачком развеивается в воздухе. — Я сегодня прооперировала человека, достала у него из груди пулю. Он все еще может умереть, но мне почти не страшно, и я ни о чем не жалею. — Она перевела взгляд на Настю и добавила: — Знаешь, как только он сказал мне, что у меня все получится, страх тут же ушел.
— Мой друг — необычный человек, — проговорила Настя.
— Это я уже поняла… — Маша чуть прищурилась. — Может, расскажешь мне про него подробнее?
— Может, и расскажу. Но сейчас как-то не хочется. Слушай, а я не знала, что ты куришь.
— Так, иногда. Чтобы снять напряжение.
Маша посмотрела на недокуренную сигарету, нахмурилась и вдавила ее в пепельницу.
Настя вдруг почувствовала голодный спазм в желудке. Вероятно, приключения отняли у нее слишком много энергии.
— Машка, у тебя есть чего-нибудь пожевать? — спросила она у подруги.
— У меня в холодильнике таракан повесился, — со вздохом ответила та. — Жрать вообще нечего.
— Может, закажем пиццу на дом?
— А у тебя бабки на это есть? Она ж у них рублей шестьсот стоит.
— Нет, — покачала головой Настя.
— Вот именно. Да и мало ее, одной на всех… — Маша на секунду задумалась. — Тогда знаешь что… Я сейчас поскребу по сусекам — рублей триста-четыреста, думаю, наскребу. Сбегаю вниз, у меня тут магазин рядом, куплю ту же пиццу за двести рублей, и еще на сосиски с хлебом останется. И на воду. Я из крана не пью.
— О’кей, только я пойду с тобой, — сказала Настя. — А то мало ли что.
— Не выдумывай, — возразила Маша. — А если с твоим испашкой что-нибудь случится? С дивана грохнется, и рана у него откроется? Или еще что-нибудь. Нет, подруга, ты сиди здесь и следи за своим Че Геварой.
— Ладно, — нехотя согласилась Настя. — Кстати, Че Гевара был из Латинской Америки, а не из Испании.
— Рада за него, — съехидничала Маша, поднимаясь из-за стола. — Все, я пошла, а ты следи!