Он подъехал к Брансвик-гарденс, заплатил кебмену и не обратил никакого внимания на мальчишку-газетчика. выкрикивавшего последние новости, касающиеся жаркой дискуссии о том, что обнаружится на Северном полюсе: суша, лед или вода. Устройство для окончательного, раз и навсегда разрешения этого вопроса создали два француза, месье Безансон и месье Эрми: оно представляло собою надуваемый горячим воздухом шар, размер которого позволял ему нести пять человек, провизию, нескольких собак, чтобы везти сани, и даже небольшую лодку – все это могло долететь до полюса со всеми удобствами. Смерть Юнити Беллвуд поблекла, по сравнению с этим великим событием. С призрачной улыбкой на губах Питт подошел к входной двери. Ему открыл дворецкий Эмсли – с чрезвычайно несчастным видом.
– Доброе утро, сэр, – без всякого удивления проговорил он. Выражение его лица предполагало, что именно Томас являлся воплощением его наихудших страхов.
– Доброе утро, Эмсли, – ответил суперинтендант, проходя сперва в вестибюль, а потом в тот великолепный зал, в котором Юнити встретила свою смерть. – Будьте любезны, могу ли я переговорить с миссис Парментер?
Домоправитель, должно быть, заранее решил, что ему делать в случае появления полицейского.
– Я сообщу миссис Парментер о вашем прибытии, сэр, – серьезным тоном ответил он. – Но, конечно, не смогу прямо сейчас сказать, примет ли она вас.
Питт остался ожидать в утренней гостиной, оформленной в средневосточном стиле, лишь краем сознания воспринимая ее красоты. Минут через десять Вита открыла дверь и вошла, аккуратно притворив ее за собой. Тревоги сделали эту женщину хрупкой и больной. Вокруг ее правого глаза лиловел колоссальный синяк, а порез на щеке еще покрывали алые капельки крови. Никакая пудра с румянами не могла бы скрыть эти «украшения» даже в том случае, если бы она их использовала.
Томас попытался не смотреть на нанесенный ее красоте ущерб, однако столь потрясающее пятно на очаровательном во всем прочем лице не могло укрыться от взгляда.
– Доброе утро, миссис Парментер, – поприветствовал ее посетитель. Ему не было нужды изображать сожаление или удивление: чувства эти были глубоко упрятаны в недрах его существа. – Простите, что я вынужден беспокоить вас по подобному поводу, однако я не вправе оставить случившееся без объяснений.
Рука ее инстинктивно дернулась в сторону щеки. Должно быть, порез оказался чрезвычайно болезненным.
– Боюсь, что вы напрасно потратили свое время, суперинтендант, – ответила хозяйка дома очень спокойным тоном. Впрочем, он едва различал ее слова, настолько негромким и сиплым сделался ее голос. – Для вас здесь нет никакой работы, и мне нечего сказать вам. Конечно, я понимаю, что миссис Питт рассказала вам о том, что видела здесь вчера вечером. Она просто не могла поступить иначе. – Вита попыталась улыбнуться, однако улыбка ее вышла жалкой и похожей на прелюдию к слезам, рожденной скорее обороной, чем вежливостью. – Однако вчерашнее событие является нашим с мужем личным делом и останется таковым.
Она резко умолкла и посмотрела на него, словно бы не зная, что говорить дальше.
Томас не был удивлен. Напротив, скорее удивился бы, если б миссис Парментер непринужденно пересказала ему всю сцену между нею и Рэмси. Она обладала слишком большим чувством внутреннего достоинства, чтобы рассказывать всем о своих бедах… особенно теперь. Полицейский подумал, что ей, возможно, приходилось и прежде сталкиваться с проявлениями насилия. Иногда женщины воспринимали его как неотъемлемую часть собственного зависимого и подчиненного состояния. Плохое поведение жены давало мужу право побить ее. Закон соглашался с этим и не предоставлял женщине никакой защиты. Томас еще помнил те времена, когда закон запрещал жене убегать из дома, чтобы избежать того, что уготовил для нее любящий супруг, за исключением смерти или увечья.
– Миссис Парментер, я понимаю, что не имею права заставить вас говорить, – ответил он невозмутимым тоном. – И я уважаю ваше желание оградить собственную семью и выполнить то, что вы считаете своим долгом. Однако вспышка насилия в этом доме несколько дней назад уже закончилась смертью. Ваша ссора больше не является исключительно личным делом, которое можно оставить без внимания и забыть. Вы были у врача?
Рука женщины снова потянулась к щеке, не коснувшись, впрочем, воспаленной кожи:
– Нет. Едва ли это необходимо. Что он может сделать? Все и так со временем заживет. Обойдусь холодными примочками и ромашкой от головной боли. Или лавандовым маслом. Существенного вреда я здесь не вижу.
– Для вашей щеки или для вашего брака? – уточнил Томас.
– Для моей щеки, – ответила Вита, посмотрев ему прямо в глаза. – И благодарю вас за заботу о моем браке, как человека доброго и хорошо воспитанного. Однако, рассматривая вас уже в качестве полисмена, жалоб я к вам не имею, и посему вчерашнее событие не касается области вашей профессиональной деятельности. – Полным усталости движением она опустилась в одно из кресел и посмотрела на собеседника. – Обыкновенный домашний скандал, каковые тысячами еждневно случаются в Англии. Имело место непонимание. Я уверена, что это не повторится опять. После смерти Юнити все мы находимся под колоссальным напряжением.
Затаив дыхание, хозяйка подождала, чтобы гость опустился в кресло напротив нее.
– И оно, естественно, прежде всего сказалось на моем муже, – продолжила она негромким и уверенным голосом. – Он с нею непосредственно работал и…
Вита умолкла. Конец предложения канул в простирающейся между ней и ее собеседником пропасти, полной страшной неизвестности. Как и Питт, она прекрасно понимала следствия, которые влекло за собой насилие, учиненное вчера над ней Рэмси. Одного взгляда на нее хватало, чтобы оценить степень нанесенных ей травм. Муж не просто ударил ее. От обыкновенного удара остался бы след, отпечатки пальцев, но не обезобразивший ее громадный синяк и порез. Должно быть, он ударил ее стиснутым кулаком, в котором еще и было зажато что-то тяжелое. Природа пореза была очевидна: ее оставило его кольцо с печаткой. Оспаривать это было бесполезно. Что бы избитая женщина ни сказала, Томас видел рану и мог прийти только к одному заключению.
– Понимаю, миссис Парментер, – произнес он с напряженной улыбкой, подразумевая не причину ее молчания, но скрывавшуюся за ним трагедию. – А теперь мне хотелось бы переговорить с преподобным Парментером, если это возможно.
Тон его вопроса не подразумевал отказа, представляя собой любезно сформулированное требование.
Но Вита не поняла его.
– Прошу вас не делать этого! – решительно проговорила она, вскакивая и делая шаг в сторону полицейского. Тот также встал.
– Я не перенесу, если он подумает, что я обратилась к вам! – настойчиво продолжала хозяйка дома. – Я ведь этого не делала! Я запретила членам всей моей семьи упоминать об этом случае, и он может не знать о том, что с нами находилась миссис Питт.
Она резко затрясла головой.
– Я точно не говорила ему об этом. Прошу вас, суперинтендант! Это наше с ним дело, и без моей жалобы вы не имеете права в него вмешиваться. – Голос ее окреп, а глаза округлились и потемнели. – Предположим, я сказала вам, что поскользнулась и упала, когда входила в дверь… налетела глазом на ручку кресла. Забавный такой случай. Свидетелей не было, и никто не сумеет опровергнуть мои слова. Если миссис Питт подумала что-то другое, я буду отрицать ее слова. Она неправильно меня поняла… я была в истерике и наговорила того, чего не было. Вот! Вам здесь нечего делать. – Она победоносно, даже с чуть заметной улыбкой посмотрела на Томаса. – Никакого показания из этого факта вы составить не сможете, поскольку никто ничего не видел. Если я буду все отрицать, значит, ничего не случилось.