Я боялся, что в прошлый раз ее напугал, поэтому решил не говорить и не делать ничего непристойного, но все время думал о том, какое нежное, теплое девичье тело скрывается под грубой шерстяной юбкой. Как мне хотелось прикоснуться к нему! Я сказал:
– Надеюсь, Рождество вдали от родного дома не слишком тяжело для тебя.
Бетси поморщилась, не желая говорить на эту тему. Возможно, ей слишком больно вспоминать о своей семье теперь.
Трудно было придумать новую тему для разговора, но тем не менее неловкости не было, и мы сидели в приятном молчании, пока я кушал.
– Бетси, надеюсь, ты меня не боишься? – спросил я.
– Боюсь вас, сэр? С чего бы?
И она взглянула на меня с таинственной полуулыбкой, словно подчеркивая, что я не способен ее понять. Теперь она смотрела прямо на меня, чего прежде почти не делала. Было странно неловко, но именно такого взгляда я пытался добиться от Бетси с тех пор, как приехал.
Я сказал:
– Потому что я мужчина и намного старше тебя.
Она продолжала улыбаться, будто я сказал что-то смешное. Я начал раздражаться и добавил:
– И потому что я знаю гораздо больше, чем ты.
Служанка встала, взяла у меня пустую тарелку и произнесла:
– Возможно, мне известно то, чего не известно вам.
Она вышла. Не знаю, что и подумать.
Половина двенадцатого
Потрясающе! Всего две минуты назад я проходил мимо Бетси в коридоре, и, приблизившись, она прошептала: «Могу вас подоить, если хотите». Она быстро ушла, и я не успел ничего ответить. Значит, девчонка заметила, как встал пенис.
Если хотите!
* * *
Дня два тому назад мама жаловалась на запах курева (мне казалось, я был достаточно далеко, чтобы его почуяли). Она сказала, что в моей части дома странно пахло. Эффи спросила:
– Что ты там куришь?
При этом мама навострила уши. Надо быть более осторожным.
Я тоже почуял запах. Совсем другой. Кажется, он исходит из гостиной или прихожей. Пахнет какой-то гнилью.
Без четверти час ночи
[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]
Она проскальзывает в комнату со свечой и подходит к моей кровати. Бетси говорит: «Я ужасно замерзла, сэр». Я говорю: «Сядь на кровать, моя девочка». Она садится. Я наклоняюсь и задуваю ее свечу. Моя рука скользит под ее округлое бедро, мягкое, гладкое и теплое. Я говорю: «Под одеялом гораздо теплее». Она залезает под одеяло. Я говорю: «Должно быть, тебе жарко в этой толстой ночной рубашке».
Δ
[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]
Низкое небо и облака, словно рука, накрывшая окрестности. Сегодня утром у меня не было никакого желания писать. Мне скучно и тошно.
Сразу после завтрака мальчик с фермы принес нам гуся, держа его вниз головой за лапы. Увы, он был живой. Матушка сказала, что заказывала забитую птицу, но курьер оставил его и убежал.
Никто из нас, включая Бетси, никогда не видел, как забивают гусей, но мама сказала, что знает, как это делают с курами.
Мы все отправились в кухонный дворик позади дома. Мама схватила бедное существо за голову одной рукой, обхватила туловище другой и начала выкручивать шею.
– Она должна сломаться, – сказала матушка.
Несчастная птица хлопала крыльями и отчаянно дрыгала лапами. После нескольких неудачных попыток мама сказала:
– Не получается. Ричард, попробуй ты.
Почувствовав невероятное отвращение к тому, о чем она просила, я сказал:
– Мама, ты сама виновата. Я гуся не просил.
Она воскликнула:
– Хотя бы подержи это ужасное существо, а я попытаюсь снова.
Евфимия предложила свою помощь. Не хватало еще, чтобы меня унижала сестра! Совершенно против своей воли я поймал бедную испуганную птицу, а мама попыталась взять ее за шею. Возможно, мы делали что-то не так, потому что шея упрямо не хотела ломаться.
Бетси исчезла, но потом появилась со шваброй и сказала, что надо попытаться кое-что, о чем она слышала:
– Положите птицу на землю, на нее – ручку швабры. Встаньте на оба конца и надавите на шею, чтобы она сломалась.
Я попробовал исполнить ее совет. Но птица сумела от нас убежать и носилась по двору, размахивая крыльями. Я за ней бегал, а Бетси так сильно смеялась, что не смогла разговаривать, поэтому мать вышла из себя и прикрикнула на нее.
– Как смешно, – сказала Евфимия.
Она ушла, и мне показалось, что сестра нас бросила. Однако через несколько мгновений она вернулась с топором для рубки дров.
Мама воскликнула:
– Не делай этого! Тебя всю зальет кровью.
– Только не на земле, – сказал я. – Подождите, принесу разделочное бревно.
Когда я его установил, мы с Евфимией поймали проклятого беглеца. Потом я схватил гуся, а Эффи ударила по голове птицы обухом, и она замерла. Затем сестра положила его шею на бревно и отрубила голову одним ударом, но отскочила в сторону недостаточно быстро, и кровь еще секунд пять порывисто фонтанировала, первыми брызгами залив ей руку. Внезапно Эффи нервно засмеялась. Ужасно, но птица продолжала хлопать крыльями еще полминуты, пока окончательно не замерла.
Созерцание борьбы птицы за жизнь, отчаянное сопротивление смерти (это свойственно и людям) пробудили в моем воображении образы. Я увидел, как папа беспомощно падает на пол, пытаясь вдохнуть воздух, он испуган приближением тьмы. А потом мне вдруг представился Эдмунд. Он ненавидел жизнь и пожелал сдаться.
Эффи радовалась сделанному, а я почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
Сестра сказала:
– Какой ты чувствительный лицемер. Ты ведь собираешься гуся съесть. Его надо было убить.
Мама и Бетси ощипали птицу и только что поставили в духовку. Гусь был большой, пришлось основательно потрудиться.
Пора идти в церковь.
Три часа
Когда служба закончилась, Ллойды оказались у выхода сразу за нами. С ними была молодая женщина. Я сперва не признал ее. Потом до меня дошло, что это их дочь Люси. С тех пор как я видел ее в последний раз, она сильно подросла. Ее золотисто-рыжие волосы стали темнее и, конечно, были старательно уложены под шляпкой, из-под которой выбились несколько локонов.
Она заметила, как я на нее уставился, мельком улыбнулась мне и сразу отвернулась, поэтому я не понял, рада она или просто забавляется. Люси с притворной скромностью не поднимала глаз, шагая следом за родителями к воротам. По моему наущению мама заговорила с ней, назвав наше имя и напомнив, что мы были знакомы в прежние времена в Торчестере. (Эффи шла впереди нас, словно не заметила девушку.) Люси понравилось такое начало беседы, и она рассказала, что училась в школе во Франции несколько лет.