Человек, которого держала в своих объятиях Тина, вздрогнул так, словно его тело прошила пуля, и рванулся на волю с неожиданным проворством. Тину отбросило в сторону, и она упала бы, не подхвати ее один из обладателей черных курток. Впрочем, он, кажется, сделал это чисто рефлекторно: все его внимание, как и прочих, было приковано к новому лицу, явившемуся из недр второго «Паджеро».
Это новое лицо было плоским, костистым, лишенным всякого выражения, словно его хозяин тоже не прочь был считаться ожившим мертвецом. Да, правда, Тина вдруг поняла, что оно более всего напоминает череп, лишь слегка обтянутый бледной, нездоровой кожей.
На макушке черепа чернели редкие прядки тщательно уложенных волос, тощая шея торчала из голубого кашне. Похоже, обостренная холодовая чувствительность была здесь общим свойством, потому что явившийся был облачен в пальто цвета кофе с молоком, которое болталось на его тощей долговязой фигуре, как если бы было надето на перевернутую швабру.
Однако ничего-ничего смешного ни во внешности, ни в повадках незнакомца не было и близко. Этот человек внушал ужас.
– Се-рый Па-па… – задумчиво повторил он. – Ну, протащился я… на полную катушку протащился! Спасибочки, как говорится, за доставленное удовольствие! Нет ничего тайного, что не стало бы явным, так, что ль, Поддужный?
И, резко взмахнув рукой, он впечатал кулак в лицо застывшего от ужаса первого «мертвеца».
Тина отчетливо различила омерзительный чавкающий звук – и узкогубый рот Поддужного окрасился кровью. Понадобилось некоторое время, чтобы понять: сверканье, сопроводившее жест второго «мертвеца», было вовсе не сверканием дорогих перстней. Это блеснул кастет.
Против ожидания, Поддужный не возопил возмущенно, не начал ответно махать кулаками, даже не пикнул от боли. Стоически снеся удар, он вдруг как-то совершенно по-женски заломил руки и метнулся к ударившему, бормоча:
– Папа, папа… да нет, ты не понял!
И захлебнулся кровью от нового удара.
«Папа?!»
Тина слабо качнула головой. Крепко же она промахнулась… попав при этом в «десятку»! Так вот же он, настоящий Серый Папа! Наверное, это и впрямь крупный авторитет, если перед ним так трясется Поддужный. И, похоже, Серый Папа очень ревниво относится к своей славе, которую Тина так лихо приписала другому.
Идиотизм спровоцированного ею недоразумения сделался вдруг до того оглушительно ясен, что Тина едва сдержала нервическое и, конечно, совершенно неуместное хихиканье.
Пожалуй, не следует вмешиваться в выяснение отношений, которое поглотило всеобщее внимание. Даже Зоя и ее сообщники как завороженные уставились на разгневанного Серого Папу. Кажется, до Тины сейчас никому нет дела, и если она тихонько шагнет за этот «Паджеро», а потом ухитрится перебежать за другой, то у нее появится шанс добраться до ворот, а там и…
Нет, вряд ли. Это не меньше десяти шагов. Чья-нибудь пуля догонит!
– Ну что, отморозок? – своим пугающе-приветливым голосом произнес между тем Серый Папа, сверля взором незадачливого Поддужного. – Чего сопли распустил? Молчать! – гаркнул он вдруг. – Никаких романов тискать мне не надо! Ссучился, продал, продал! На вольные хлеба решил податься? А Папу, который вспоил, вскормил, приютил, когда ты, недоносок, не знал, куда слинять, – теперь что, побоку? А вот хрен тебе, понял? Завалился, завалился ты! Валерик, а ну-ка дай ему между ног!
Поддужный вдруг сгорбился, прикрыл руками… но не означенное место, а почему-то голову. Очевидно, здесь имели место непостижимые для Тины тонкости «фени». Или, может быть, Поддужный со страху перепутал части своего тела?
Тут Серый Папа жестом остановил боевика, который уже шагнул было исполнять поручение, и хмыкнул:
– Ты чего задергался, братила? Облажался – так стой, пока мухи не объедят. Все, корешок… Хана! Сейчас ты у меня всерьез заскучаешь! Своими руками… – Он резко выставил ладонь, и огромный Валерик проворно сунул в нее пистолет. – А бесовку твою всепогодную братве отдам. Прощайтесь, голуби!
Поддужный обратил к Тине белые от ненависти глаза. Рука его скользнула за пазуху – и, мгновенно поняв, что сейчас произойдет, она с неожиданным для самой себя проворством метнулась за автомобиль и припала к широкому, тяжелому колесу.
И вдруг послышался рев моторов, сквозь который прорвался отчаянный крик Поддужного:
– Аллах!
«Разве он мусульманин?» – мелькнула мысль, а в следующее мгновение Тину оглушил грохот автоматных очередей.
Полумертвая от ужаса, она сжалась в комок, пытаясь втиснуться разом и в землю, и в колесо, закрывая уши ладонями, но все равно слышала, как ревут моторы, визжат тормоза, грохочут выстрелы, кричат люди, все равно чувствовала, как содрогается, будто живой, спаситель-«Паджеро»…
Казалось, это длилось невыносимо долго – и вдруг все стихло. Только кто-то жалобно поскуливал рядом, будто брошенный щенок.
Не скоро осмелилась Тина поднять голову, разогнуться… не скоро поняла, что никакого щенка здесь нет: это она сама скулит и подвывает в животном отупляющем страхе.
Пыль висела в воздухе. Заходящее солнце мирно пронизывало ее своими лучами…
Тина наконец-то решилась высунуться из-за колеса – и вдруг встретилась взглядом с Поддужным. Отпрянула, слабо вскрикнув…
Он лежал на земле и смотрел прямо на Тину бесцветными немигающими глазами. Пальцы были сомкнуты вокруг рукояти пистолета. Уютно умостив голову на ноги Поддужного, лежал и Серый Папа. Он показался Тине странно длинным… Узнала она его только по шикарному пальто, потому что половина лица была разворочена пулями.
Тина вновь припала к знакомому колесу, и ее вырвало. А потом еще раз, и еще – когда она увидела, что весь двор завален трупами…
Все боевики Серого Папы полегли рядом со своим атаманом. Их количество было увеличено еще на две боевые единицы. Бритоголовый полусидел, свесив голову и привалившись спиной к изуродованному пулями «Форду». Рядом в луже крови валялся шофер Зои. Но она сама, а также «Ленд-Круизер» бесследно исчезли…
Слабо содрогаясь от спазмов в опустошенном, чуть ли не наизнанку вывернутом желудке, Тина стояла посреди этого кровавого ада и тупо озиралась.
Вряд ли одна Зоя могла устроить здесь такое кровавое побоище. Это уж слишком даже для нее… Да и с чего ей убивать своих? К тому же она не исчезла бы, не удостоверившись, что Тина тоже мертва. Скорее всего эта жуткая красавица, забыв обо всем на свете, панически бежала… от кого?