Ах как спокойно было у нее на душе. Куда-то отлетели все страхи и тревоги; призраки, донимавшие ее, разлетелись, будто стая воробьев, на которую кинулся ястреб. И эта неловкость и настороженность, которые она порой ощущала в присутствии Михаила, докучливое чувство зависимости от человека, которого она когда-то бесстыдно унижала, необходимость быть ему обязанной – тоже отступили сейчас. Да и Михаил вроде бы позабыл старые обиды и новые проблемы, которые держали его в своих тисках, вынуждая с тех пор, как объявилась бывшая жена, чувствовать себя снова словно на пороховой бочке. Вот так безмятежно они смеялись раньше… давным-давно, лет шесть или семь назад, когда любили друг друга (или думали, что любят), когда между ними не стояла еще ревность, и нарастающее недовольство друг другом, и неисполнившиеся желания, и раздражение, копясь подспудно, наконец превратило их брак в ту самую пороховую бочку, которая однажды все-таки взорвалась.
Да, Тина почувствовала себя почти счастливой, почти спокойной… а зря.
Зря! Потому что в следующую минуту, когда, обессилев от смеха, она покачнулась и невольно склонилась к Михаилу, а он чуть-чуть приобнял ее, чтобы поддержать на крутой ступеньке, внизу послышался сдавленный возглас. И, обернувшись, оба увидали жену Михаила, Лиду, которая стояла на дощатых мостках, пересекающих Данилушкин двор.
Закинув голову, Лида смотрела на высокое крыльцо, и ее лицо, прежде казавшееся Тине довольно миловидным, хотя и простоватым, исказила ненавидящая гримаса.
Так… Картина Репина «Не ждали».
Михаил отдернул руку – та безжизненно повисла. Тина подумала: похоже, его парализовало. Не иначе Лидочка наслала на благоверного порчу! Оказывается, она не такой уж ангелочек, какого изображала раньше. А Михаил-то, выходит, боится ее до судорог!
А что, собственно, такого особенного приключилось?
– Лидушка? – промямлил Михаил. – Ты уже приехала?
– Да! – вызывающе крикнула его жена. – Представь. Почему ты меня не встретил? Я с сумками тяжеленными, еле доволокла!
Тина огляделась. Никаких таких неподъемных сумок не видно. Очевидно, Лида все-таки «доволокла» их до дому, обнаружила, что супруга нет, и пустилась на его поиски. И вот – нашла родимого! Конечно, Лида сунулась в больницу, а там уж непременно сыскалась добрая душа, доложившая ей, почему и отчего Михаил Федорович не торчит как штык у пристани, ножками суча от ожидания радостной дорогой встречи.
– Но почему сейчас? – пролепетал жалобно Михаил. – Ты ведь собиралась быть в одиннадцать…
– Извини, не угодила! – съязвила Лида. – Знала бы – осталась бы в Хабаровске еще на ночь, а то и вовсе не вернулась бы. – Ядовитое восклицание оборвалось рыданием.
– Знала бы – что? – спокойно спросила Тина, которая, в отличие от Михаила, раздавленного грузом воображаемой вины, не желала чувствовать себя преступницей. А вот эти стервозные, скандальные нотки в голосе Лиды ей очень даже не понравились. Может быть, потому, что очень уж напомнили собственные полузабытые интонации. Так обычно говорит женщина, которая сама проштрафилась, однако непременно желает перевести стрелки на другого человека.
А что, если у непорочной Лидочки у самой рыльце в пушку?
Мать честная… Уж не согрешила ли она, часом, в замечательном городе Хабаровске?!
Да нет, глупости. Это, конечно, Тина хватила через край. Однако что-то все-таки случилось. Что-то еще гложет Лиду, кроме бессильной и беспочвенной ревности.
– Знала бы, что вы тут творите! – выкрикнула в ответ Лида. – Ни стыда, ни совести! У всего народа на глазах!
Она широко обвела рукой могучее фортификационное сооружение, для которого слово «забор» было слишком хлипким и шатким и разглядеть сквозь который хоть что-то не смог бы сам Дэвид Копперфилд. В Тамбовке каждый дом воистину крепость, призванная охранять не только добро хозяев, но и их семейные тайны. Так что зря Лидочка насчет всего народа, право, зря!
– И что же это мы творим, интересно знать? – с прежним ломким спокойствием в голосе, под которым зияла бездна близкого скандала, спросила Тина, глядя сверху вниз.
– Что? – хищно усмехнулась Лида. – Ты еще спрашиваешь, бессовестная? Думаешь, я ничего не вижу, ничего не знаю? Мне давно люди правду открыть хотели, да я, дурочка, сидела, как слепая курица, глазами лупала!..
Тоже весьма колоритный образ – в своем роде не слабее Атаманши, призывно помахивающей лапой.
– Дура, дура, – бубнила Лида, избавляя тем самым Тину от необходимости комментировать. – Думала, и вправду между вами все давно сломано. Думала, не врет Мишка: ты в беде, только поэтому на пепелище притащилась. А ты… ты!
В горле у Лиды что-то заклокотало, но она тотчас справилась с собой:
– Детей бросить! Двоих детей! Зачем, спрашивается, рожать, если они тебе не нужны? Что, еще не натрахалась вволю? Видела я их фотографии: хорошенькие такие, девочка вся серьезная, сразу видно, скоро в школу пойдет, а мальчишечка еще совсем дитя, глазки такие круглые… Да разве можно было этих ангелочков покинуть?!
Тина оглянулась. Михаил внимал супруге, разинув рот. Рядом застыли соляными столбами Данилушка и баба Вера. Это к ним, значит, было обращено патетическое причитание Лиды.
Ишь ты – слушают, будто известие о смене власти в России! И никому почему-то в голову не приходит, что Лидочка просто рехнулась от ревности и погнала гусей. Ну как, о боже милостивый, каким образом Тина, два года назад расставшись с Михаилом, могла успеть нарожать двоих детей? Ну ладно, мальчик, судя по всему, еще младенец, но как быть с девочкой, которая якобы в школу скоро пойдет? Или у нее, как на Крайнем Севере, год считается за три? Да нет, и так не успеть…
Но, похоже, зрительская масса требовала объяснений! Тина уже открыла рот, чтобы одной уничтожающей фразой свести на нет все Лидкины инсинуации, – да так и замерла.
Фото! Лида сказала: «Видела их на фотографии». То есть вся эта чушь – не ее собственные измышления? А если так, то чьи? Кто показывал ей фотографию? Кто нес чепуху? А главное – зачем?
Лида, очевидно, на расстоянии почуяла вопрос, мелькнувший в голове соперницы, и злорадно хохотнула:
– Да, да! Его я тоже видела! Господи, ну что только мужики в тебе, оторве, находят? Это же красавец, киногерой! А ты хороша птушка… Повесила ему детей на шею, а сама в бега? Да еще наплела тут с три короба: спасать ее, видите ли, надо, беда у нее, понимаешь. Да у таких, как ты, одна беда: когда на аборт уже не берут. Вот оттого-то брошенные детки и рождаются.