«Ого!» – подумал Георгий и торопливо отпрянул, прежде чем Виталий сообразил проверить, не было ли свидетелей у этой молчаливой дуэли взглядов.
Был свидетель, был… и сделал два вывода, которые, собственно, просто-таки сами просились к осмыслению.
Первое – Виталий в этом деле не простой исполнитель, пешка. Это его игра. Здесь замешано что-то очень личное – ненависть, например. Георгий в этом почти не сомневался – все-таки он многое сделал для того, чтобы стать объектом смертельной ненависти Виталия, а потому чуял товарища по несчастью, что называется, за версту. Хотя здесь-то, на Амуре, будет более точным выражение: «Рыбак рыбака видит издалека».
Теперь вывод второй. Девица ненавидит Виталия столь же сильно, однако, если она затянула эту перестрелку взглядов, ее ненависть сильнее страха. Да, сероглазая вышла из ступора скорее, чем рассчитывали охранники! И первая неудача с попыткой побега отнюдь не сшибла ее с ног. А раз так… раз так, Георгию надо как можно скорее оказаться в открытом переходе между двумя салонами. Просто для того, чтобы убедиться в правильности или неправильности своих умозаключений.
Он уже начал спускаться, когда сообразил, что может не успеть. Если все пойдет так, как он предполагает, лучше оставаться по правому борту на верхней палубе. Ведь с той стороны берег ближе…
Но тут же Георгий с досадой покачал головой: нет, вряд ли она решится. Ведь на нее сразу наденут наручники, а со скованными руками…
И тотчас тяжелый всплеск сказал ему, что он ошибался. Все-таки решилась!
В следующее мгновение Георгий вскочил на бортик и, сильно оттолкнувшись от тонкого поручня, прыгнул в Амур.
* * *
Он знал, как войти в воду, чтобы вынырнуть почти мгновенно, и оказался на поверхности почти одновременно с девушкой. И даже успел удивиться, что она вообще вынырнула: прыгать с «Метеора» – почти самоубийство! Она даже не прыгнула, а рухнула. Похоже, ее крепко оглушило: белые губы жадно втягивали воздух, глаза были совершенно бессмысленные.
Георгий подхватил ее, и тут рядом что-то тяжело ударилось о воду. Глянул мельком – и едва не пошел ко дну от изумления: «Метеор» уже дал задний ход. А рядом, на волнах, колыхался спасательный круг, брошенный чьей-то меткой рукой.
«Метеор» был совсем рядом; моторы глохли.
«Недалеко же ты убежала, бедняжка», – с невольной жалостью подумал Георгий: на нос уже вылез тот, чернявый; следом продвигался Виталий, а белобрысый страховал их сверху, выцеливая из пистолета парочку, бултыхавшуюся в волнах.
«Неужели выстрелит?!» Проверять, пожалуй, не стоило, однако Георгий дал себе слово припомнить им всем, а белобрысому в частности, этот «тир».
Ну а пока – делать нечего, Георгий начал надевать на девушку спасательный круг. И вдруг встретил ее взгляд.
Его словно ударило – таким ужасом были полны эти только что незрячие глаза. Бессмысленно отпихивая круг, а заодно и Георгия, она бормотала:
– Не надо! Не трогайте меня! Они будут стрелять, вас убьют! Они убили Валентина, Данилушку, всех! Да отплывайте же!
Вот так открытие. Она не просто боялась Виталия и его команды – она боялась за незнакомого ей человека.
Что-то тяжело взбаламутило рядом сизую амурскую волну: ага, чернявый плюхнулся. Поплыл красивым кролем, вмиг оказался рядом, выставил из воды маленькую голову, облепленную мокрыми волосами, вдруг сделавшись до странности похожим на водяную черепашку. Правда, в отличие от черепах он не был лишен дара речи:
– Все, ребята, хватит купаться. Поплыли, сушиться будем. А ты, герой, помоги ее выудить.
Делать нечего, пришлось Георгию подхватить девушку с другой стороны и с помощью чернявого вытолкнуть ее на нос, где уже махал пистолетом Виталий.
Единственное, что Георгий мог сделать для себя в этой ситуации, это очень естественно окунуться с головой, постаравшись, чтобы волосы прилипли к лицу: у Пидоренко, хоть он и сущий змей, глаза отнюдь не подслеповатые, как у всех существ его породы…
Обошлось. Все, что угодно, уловил он в глазах Виталия: ненависть, подозрительность, даже некоторую растерянность – только не опасное узнавание. К тому же он был слишком счастлив вновь получить в свои лапы девчонку: просто-таки вцепился в нее и успокоился не прежде, чем втолкнул в тот же угол той же «предвариловки» и надежно отгородил телами прочих «тюремщиков».
Ну а Георгий имел теперь право на некоторую свободу передвижения и намеревался этим правом попользоваться. Прихватив свою сумку, он проследовал до туалета, откуда вышел другим человеком: в сухих джинсах и сухой рубашке. Внизу, понятно, тоже все было сухое.
Вернулся в салон, раскинул отжатую одежду на пустых креслах, там вдобавок хорошо ветерком продувало. Пятерней взъерошил подсыхающие волосы, опять-таки постаравшись, чтобы они как можно небрежнее упали на лоб. Вид, он знал, получался диковатый. Но сейчас чем хуже, тем лучше.
Те трое смотрели на него, поэтому Георгий не торопил мизансцену: медленно развесил вещи, медленно оглянулся, медленно заметил, что под задние ряды кресел уже изрядно натекло…
Сделал испуганно-сочувственное лицо:
– Ребята, вы что, так и будете мокрые сидеть? Простудитесь. Да и мы того и гляди утопнем.
Он и впрямь чувствовал себя как на сцене: все пассажиры теперь пялились на него.
Те, к кому он обращался, впрочем, не удостоили его ответом. Девушка тоже не подняла головы, и Георгий обостренным чутьем понял: она все еще боится за него – боится привлечь к нему внимание.
Интересное кино… Особенно – про Валентина!
– Слушайте, ребята, извините, что я в ваши дела лезу, – с самым простецким видом подступил он к «предвариловке». – Я, конечно, не знаю, чего она там натворила, но переодеться-то ей можно или нет? Так ведь и впрямь воспаление легких схватить недолго.
Виталий обратил на него немигающий взгляд. У Георгия даже спина похолодела.
– Да в самом деле, дайте девке переодеться, – встряла какая-то сердобольная бабка.
– Намыкается еще на зоне, успеет, – с авторитетным видом подтвердил бородатый мужичок.
По салону пронесся гул, означающий, что и остальные пассажиры поддерживают гуманистический курс.
Виталий, ничего не скажешь, умел применяться к обстановке. Лицо его утратило каменную неподвижность черт, а на губах появилось что-то вроде растерянной улыбки: